Мы с Оксаной ходим парой...

   Моя Мудрейшая (она же - Оксана Рауде, вождь Друг и Учитель) не устает говорить мне о том, что моя заочка и вынужденное пребывание в РД - это воля кого-то сверху, усиленно оберегающего меня от чего-то дурного. "Значит так надо!" - упрямо твердит О.В. в ответ на мои многочисленные жалобы и стоны. И меня это "так надо" выводит из себя настолько, что только моя любовь и безграничное уважение к автору этих слов заставляют сдерживаться.
   Но сдерживаться удается не всегда. Большая взаимная, а оттого и слепая, любовь столкнула нас однажды нос к носу, лоб ко лбу, характер к характеру - в общем, ругались мы основательно. И сравнивали потом эту ссору с ссорой двух влюбленных, когда каждый стоит на своем и не желает уступать. Больно было ужасно. Не наблюдала реакцию О.В. вживую, но догадываюсь, что была она примерно такой же как у меня: жгучая обида, разочарование, смешанное с недоумением, шок и ощущение незаслуженности взаимных обвинений. А еще - несокрушимая уверенность в собственной правоте. "Зазналась! Знать меня не желает!" - кричала я, захлебываясь в потоке злости. "Предала меня! Надеюсь, ты довольна!" - кричала Рауде, горя от негодования. Оскорбления были литературно-изящными, щедро сдобренными изысканными выражениями и ехидными фразочками, отчего становилось еще гаже: будто два интеллигента обливают друг друга грязью, но при этом пытаются сохранить свое "культурное" лицо и заодно хвастают словарным запасом.
   Нахвастались. Хватило ровно на полгода. 6 месяцев и я, и она пережевывали обиду, пытались ее переварить. Сложности с "пищеварением" возникли оттого, что мы так и не поняли, с чего, собственно, все заварилось, а следовательно не знали, кто из "поваров" виноват, кого ругать и кому просить прощения. Ходили задрав нос и гордо не здоровались, стараясь делать вид, что не замечаем друг друга. Пока О.В. не оправдала данное мной "прозвище" мудрейшей и не написала теплое: "С Днем рождения!" и я, поняв, что обижаться было бы глупо, не ответила: "Спасибо! И простите меня за все!" Слава Богу, у нас обеих хватило ума не пережевывать прошедшее, ограничившись обещанием никогда больше так не делать. Как дети, ей-богу. Обошлись разве что без "мирись-мирись"...
   Второго января мы мирно пили чай в доме-музее О.В. (квартира получила такое название от меня заслуженно). Картины, рамки, поделки, игрушки, фотографии, бесчисленное количество книг и всякая прочая милая сердцу ерунда заполнила все три комнаты, вплоть до кухни, и я, заходя в гости, то и делаю, что тыкаю что-либо и громко вопрошаю "ой, Оксана Владимировна, а это что??", а голос из кухни, занятый завариванием чая, так же громко отвечает - "где? на пианино? хочешь - возьми себе!" Этих "хочешь-возьми-себе" у меня уже  пол-квартиры: частички Оксаниного (позволю себе так сказать) уюта давно перекочевали ко мне и благополучно прижились. Конечно же, Мудрейшая перещеголяла меня наряженной и высоченной елкой, под которую я мирно улеглась, пока она давала мне рекомендации, касающиеся будущего диплома, и рассказывала о своем. Кстати, О.В. я люблю больше в домашнем виде: в растянутом вязаном свитере, небрежно надетом поверх еще какой-нибудь пушистой кофты, в очках, расслабленно-благодушную и умилительно отвечающую на все мои размышления: "ребенок, ты слишком серьезный!" Ребенок, то бишь я, тут же поддается и тычет в очередную игрушку: "ой, а это что??"
   В одиннадцатом часу ночи мы отправляемся домой, вняв маминым звонкам. То есть, я отправляюсь, а О.В. меня провожает ("не отпускать же тебя одну!") Идем мы две полуслепые мечтательные барышни, непременно спотыкаемся по несколько раз и хохочем на всю улицу. Благо, идти недалеко, а то без сомнения нашли бы себе приключений, имея явную к этому расположенность. Прощаемся мы тоже долго: стоя в подъезде еще минут 15 пытаемся успеть рассказать все, что не сказали, и, наконец, благодарим друг друга. Думается, не только за подарки. За все теплое и чистое, что связывает нас вот уже шесть лет.