Здравствуй, Марина.

   Уходят люди... Их не возвратить.
Их тайные миры не возродить.
И каждый раз мне хочется опять
от этой невозвратности кричать. 

Е. Евтушенко

   Порой мне кажется, что удержать рядом с собой близкого человека в течение всей жизни - одна из самых сложных премудростей, ключ к познанию которой никогда не найти в кармане. Нет его в комоде, в ящике стола, не спрятан он в шкатулке с драгоценностями, не хранится под пыльной кипой бумаг. Его вообще нет. Есть война с обстоятельствами-разлучателями, в которой только два исхода: либо чувства к человеку крепче каких бы то ни было препятствий и невзгод, либо нет. Третьего, к сожалению или к счастью, не дано. 

   Как сейчас помню немилосердное солнце, гревшее и обжигавшее нас, детвору 9-15 лет, летом 2003-2005 годов, за 180 км. от Саратова, в маленькой деревне, куда я, только окончившая второй класс, приехала погостить и познакомиться с теткой и ее двумя детьми - моими братом и сестрой. Да, именно познакомиться, потому что своенравная мамина сестра находилась, мягко сказать, под опалой, без какого-либо контакта с родственниками: таков результат безумного по тем временам поступка упрямой дагестанской девчонки, по велению сердца и вопреки наказам родных сбежавшей с любимым человеком некавказской национальности. От этого брака родилось двое прекрасных детей - Марина и Руслан, не перенявшие от маминых кавказских кровей практически ничего. С Русланом у меня отношения сразу не заладились. Конечно мы не враждовали откровенно, но сказывалась моя стеснительность, выработавшаяся от жизни в чисто женском коллективе: без отца, без братьев. Но с Мариной..! Я вряд ли тогда осознавала, что есть такое понятие как "родственная душа", но не почувствовать всем сердцем, что это - МОЕ не могла. Я попала как раз в период Маришкиного переходного возраста и это было настоящее веселье! Мы делали уборку дома по 5-6 часов, потому что включали магнитофон и не могли удержаться и не подурачиться под модные тогда хиты нулевых. А магнитофон был с настоящими кассетами! Теми самыми, из которых можно вынуть пленку, размотать и замотать обратно. За этими кассетами мы ездили аж в районный центр, но это было только по праздникам и то как награда за хорошее поведение.
   Хорошим поведением мы не отличались. Мы разговаривали до утра, лежа на большой кровати под одним одеялом. После долгих перешептываний Марина засыпала первой, нагло стягивая у меня больше половины одеяла, и я никак не могла выдернуть из-под нее хоть кусочек. Мы на цыпочках крались к холодильнику, в котором лежал вкуснейший творожный торт, который нам строго-настрого запретили трогать до завтра! Но какое нам дело до запретов? Мы учились печь блины, правда, получались комочки, обильно посыпанные сахаром и смазанные вареньем. Мы обклеивали старый сарай изнутри плакатами и газетными вырезками, тащили в него кровать и стол и воображали, что это наше жилище как у индейцев, и вход туда взрослым строго воспрещен! Мы объедались крыжовником и клубникой из собственного огорода, собирали в ведерко вкуснейшие ягоды, а вечером усаживались смотреть доброе детское кино. (Кстати, самым пересматриваемым нами фильмом был "Приключения Электроника", в котором нельзя было не полюбить чудесного Сыроежкина) Мы кормили кроликов капустой и морковкой, каждый раз ласково гладя их большие теплые уши. Мы гадали какими-то смешными способами, делились сердечными переживаниями, главными из которых были, конечно, мальчишки. Кто-то обязательно нравился, и я негодовала и расстраивалась вместе с Мариной, когда ее избранник не обращал на нее внимания. Мы ссорились из-за того, что кто-то из нас проснулся в дурном настроении, сказал сгоряча обидное слово, но Марина неизменно вступалась за меня, когда тетя принималась было ругать меня за испачканный малиной сарафан. Мы вместе со взрослыми ездили собирать картошку на большие поля, целые плантации, работали с утра до позднего вечера, несмотря на невыносимую жару, потом мыли картошку, распределяли по мешкам, которые тетя с дядей ездили продавать на Саратовском рынке. В награду мы получали по 50 рублей, на которые покупались всякие разные сладости, мороженое, печенье, и мы объедались ими на целую неделю. Потом Марина прикладывала мне на лоб холодные компрессы и поила травяным чаем, так как июльское пекло несколько раз награждало меня солнечными ударами. У нас не было ни телефонов, ни компьютера, ни тем более интернета, поэтому одному только Богу известно, каким насыщенным и полным было наше лето!

   Не знаю, когда прокрался холод в наши отношения. Может, тогда, когда письма от Маришки стали приходить все реже, а я все чаще обиженно сопела ей в трубку: "Почему не пишешь?? Два письма тебе отправила, а ответа все нет". Может, тогда, когда сестра закончила школу и переехала в Саратов, где ее закрутила шумная беспокойная суетливая городская жизнь? Когда стало необходимым искать работу, чтобы платить ежемесячно за квартиру, когда впервые вчерашняя школьница столкнулась с проблемой нехватки денег, когда стало понятно, что такое "нечего надеть" и "нечего поесть", когда сутки стали измеряться всего тремя промежутками: подъем, работа, сон. А может тогда, когда я тяжело переживала свой переходный возраст, и немало людей жаловалось, что я могу сболтнуть что не надо и не подумать, обижу ли этим кого-нибудь, а извинения не всегда заглаживают вину. Может тому виной расстояние в больше чем 1000 км. и постоянное отсутствие времени то у нее, то у меня, благодаря которым осталась незамеченной мной перемена, произошедшая с сестрой, а она упустила смену моих интересов и увлечений.

   Но случилось то, что случилось. Между нами пролегла непреодолимая пропасть, глухая-глухая стена, за которой кричи - не кричи, отзывается только эхо. Каждый из нас слышит только себя. Для Марины я навсегда осталась тем девятилетним ребенком, которому она считает своим долгом время от времени напомнить: "Будь умничкой, слушайся маму". Для меня Марина осталась тем задорным неугомонным человеком, каким была в 15, и я никак не могу связать тот образ с тем, кем она является сейчас: замужней разумной женщиной. Все у нее правильно, по порядку и..не по-людски. Хотя нет, наверное, это как раз и есть по-людски, это у меня не по-человечески, с ног на голову. Мы не сразу признали то, что стало уже очевидным. Отрицать это стало глупо, когда прошлой зимой она методично-нудным тоном отчитала меня за короткую стрижку, а я злобно ответила, что это ее никак не касается. Мы стояли и смотрели друг на друга как чужие люди, а мое "Прости" и ее ответное "И ты меня" уже ничего не значили.

   Это очень больно - терять людей, которых считал близкими. Больно именно в тот момент, когда связующая вас нить, державшаяся пусть на волоске, но державшаяся (!), обрывается окончательно со звуком, похожим на звон грохнувшегося о кафель хрустального бокала, и ты обращаешься к человеку, стоящему рядом с тобой не с теплым "Привет, сестренка!", а с холодно-формальным: "Здравствуй, Марина".

Людей теряют только раз,
И, след теряя, не находят,
А человек гостит у вас,
Прощается и в ночь уходит.

Г. Шпаликов