На поводу у лишенных чтива

   По многочисленным заявкам тех, кому в связи с отсутствием моих постов стало нечего читать в туалете, а также желая подвести черту под моим довольно-таки плодотворным ноябрем и одновременно прощаясь с пролетевшим как одно мгновение отпуском, я решила начеркать несколько строчек на ночь глядя. Приветствую обнимающихся с Морфеем и бодрствующих по уважительным и не очень причинам (вторых - особенно)!
   Слякотно и мерзостно на улице, товарищи, вот что я вам скажу. Холодрыга такая, что я руки себе заморозила, пока вещи развешивала на веревке (что сказал бы дедушка Фрейд о девушке, затеявшей стирку в час ночи, - сказать затрудняюсь. вероятно, занес бы сей вид деятельности в свой сборник "Чем заняться, если у вас бессонница?" или копнул бы глубже и извлек наружу маниакально-депрессивный синдром в неподдающейся лечению стадии...) Одно скажу наверняка: стирка после полуночи встряхивает, бодрит и настраивает на философский лад.
   Последние две недели ноября были на редкость парадоксальными: несмотря на мое явно сомнамбулическое состояние и совершенное нежелание из него выходить, было сделано довольно немало в практическом и даже эгоистично-гедонистическом плане. С максимальной скоростью поглощение книг из списка, требуемого ув. Вадимом Юрьевичем к экзамену по зарубежной литературе, было сначало делом неприятным ввиду абсолютно не моей постмодерновской, абсурдистской, нонконформистской направленности, но мрачная туча под названием "Чернуха" к концу списка рассеялась, а в итоге и вовсе превратилась в чудесное пористое облачко. Я прочла три совершенно отличных вещи подряд: "Глазами клоуна" Бёлля (я ожидала занудство и дотошность, характеризующие его "Бильярд в половине десятого", но была приятно удивлена любовной темой романа, нарисованной Бёллем абсолютно ненавязчиво, не приторно, не слащаво), "Шум и ярость" Фолкнера (скачущий сюжет, позволяющий взглянуть на одни и те же события разными глазами, трагедия целого семейства, изложенная всего на двухстах листах, в отличие от трудноперевариваемых Голсуорси и - еще хуже - Манна) и "Жюстин" Дарелла (сплошная музыка, звучащая каким-то непрерывным потоком, освещаемая солнечными лучами и сбрызганная морским прибоем вперемешку с золотом песка). Три чудесных вечера и - полное исцеление меня как читателя, чуть было не потерявшего веру в чистую литературу.
   Что еще примечательного произошло в ноябре? Я убедилась в том, что продуктивней работаю по ночам; завела личную традицию, согласно которой днем, предназначенным для официального еженедельного приема, стала среда; получила ласковое наименование "маленького и миленького котеночка, о котором хочется заботиться", щедро дарованного мне Настей; набрала несколько (не буду уточнять - сколько) лишних килограммов там, где не следовало бы этого делать; преодолела отвращение и брезгливость к Паланику и не смогла сделать того же самого к Миллеру; вернулась к самой первой идее касательно диплома, одновременно перечеркнув год работы над изучением сходства и различия в творчестве Толстого и Достоевского; окончательно влюбилась в мясной рулет, которым меня кормят в одной чудесной улице в одном чудесном доме; сделала множество нужных и ненужных покупок, одинаково при этом порадовавших меня; добавила кучу всякой ерунды в список своих "хочу", в ближайшем будущем не обещающих воплощения. Достигнуть дзена не удалось, но я не преследовала такой цели :)
   Кстати. Люди, которые читают меня в Польше и Индонезии, - кто вы? :) Мне правда интересно :)
   Ну, вот и все. Пусть наступающая зима будет теплой.

С любовью, котеночек, требующий заботы :)

[Рождественский]

Мы -
боящиеся озонной дыры, СПИДа и кооператоров,
нашпигованные с детства лекарствами,
слухами и нитратами,
молящиеся, матерящиеся,
стареющие и растущие,
следователи и подследственные,
работающие и бастующие,
спорящие, с чего начинать:
с фундамента или с кровли,
жаждущие немедленной демократии
или крови,

мы -
типовые, типичные,
кажущиеся нетипичными,
поумневшие вдруг на "консенсусы",
"конверсии"
и "импичменты",
ждущие указаний,
что делать надо, а что не надо,
обожающие:
кто - музыку Шнитке,
кто - перетягиванье каната,
говорящие на трех языках
и не знающие своего,
готовые примкнуть к пятерым,
если пятеро - на одного,

мы - на страже, в долгу и в долгах,
на взлете и на больничном,
хвастающие куском колбасы
или теликом заграничным,
по привычке докладывающие наверх
о досрочном весеннем севе,
отъезжающие,
кто за свободой на Запад,
кто за деньгами на Север,

мы -
обитающие в общежитиях,
хоромах, подвалах, квартирах,
требующие вместо "Хлеба и зрелищ!" -
"Хлеба и презервативов!"
объединенные, разъединенные,
-фобы, -маны и -филы,
обожающие бег трусцой
и детективные фильмы,

мы -
замкнувшиеся на себе,
познавшие Эрмитаж и Бутырки,
сдающие карты или экзамены,
вахты или пустыe бутылки,
задыхающиеся от смога,
от счастья и от обид,
делающие открытия,
подлости,
важный вид,
мы -
озирающие со страхом воспаленные веси и грады,
мечтающие о светлом грядущем
и о том, как дожить до зарплаты,

мы -
идейные и безыдейные,
вперед и назад глядящие,
непрерывно ищущие врагов
и все время их находящие,
пышущие здоровьем,
никотинною слизью харкающие,
надежные и растерянные,
побирающиеся и хапающие,

мы -
одетые в шубы и ватники,
купальники и бронежилеты,
любители флоксов и домино,
березовых веников и оперетты,
орущие на своих детей,
по магазинам рыскающие,
стиснутые в вагонах метро,
слушающие и не слышащие,

мы -
равняющиеся на красное,
черное
или белое знамя,
спрашиваем у самих себя:
что же будет
со всеми нами?

(с) Роберт Рождественский

О профессии гробовщика

   Глубокой ночью, где-то около трех часов, когда мирные жители спят, а искатели приключений отправляются на их поиски для своей пятой точки, когда в целях экономии электричества почти не горят фонари и темноту во всех смыслах (а не только для красоты изложения) можно назвать глубокой, так вот именно тогда я принимаюсь за свою неофициальную работу, которой предана уже много лет. Она не оплачивается, так что можно отнести меня к тому вымирающему виду людей, что называют энтузиастами. Всем интересно, что это за работа такая, которой я посвящаю лучшие часы, предназначенные для сна? Внимание! Я копаю могилы.
   Без шуток Обыкновенной лопатой делаю достаточное углубление в земле (господи, я не мастер описывать этот процесс), затем кладу в заранее сколоченный деревянный гроб очередную свою мечту, забиваю гвоздями (гроб, не мечту) и опускаю в землю. Я хороню свои мечты каждую ночь и, предугадывая возражения, возмущения, несогласие, готовые сорваться в мой адрес с ваших зрительских мест, скажу: я делаю это не как пессимист, а исключительно как реалист, навсегда прощаясь только с тем, чему никогда (не надо про "никогда не говори "никогда") не суждено сбыться.
   Этой ночью я похоронила мечту о втором высшем образовании. Отмотаю на пару неделю назад - мне захотелось получить второе высшее. Первого, не применимого к жизни, мне стало мало, и я подумала, а почему бы не исправиться и не получить второе, так же мало применимое к жизни? Нашла я факультет своей мечты очень быстро. Я вообще быстро нахожу все трудноисполнимое и вообще не исполнимое, я мастер по хождению по тернистому пути, более того - я вообще с этого тернистого пути не схожу, моя преданность должна вызывать зависть и восхищение. Так вот, факультет. Он прекрасен так, как только может быть прекрасно то лучшее, что редко-редко предлагается большими городами и особенно - столицами. Вот он во всей красе - Факультет искусств Московского государственного университета, кафедра словесных искусств. Кем можно быть после его окончания, изучив историю западноевропейской словесности, культурологию, историю и теорию риторики, русский язык и культуру речи, античные и литературные сюжеты в искусстве средневековья, Возрождения, Нового времени, семиотическую теорию архитектуры, английский, немецкий, итальянский, древнегреческий, старославянский языки и латынь? Работать в музеях, архивах, НИИ, агентствах, театрах, художественных галереях, не просто соприкасаться с культурой, а постоянно жить в тесной с ней связи, сродниться с ней, и если не повезет с работой, то быть просто очень образованным, очень интеллигентным человеком, знать, что обладаешь хотя бы крупицей знаний от всего колоссального богатства, накопленного человечеством за тысячи лет. И никто не виноват в том, что жажда знаний действует на меня как сильнейший афродизиак, заставляя часто-часто биться сердце, вызывая дрожь в руках и сравнимый разве что с чувством взаимной любви блеск в глазах и невероятный прилив сил. Я нисколько не карьеристка, я скорее ростовщик Гобсек, скрупулезно копящий свои богатства и не упускающий ни одной возможности добавить к имеющемуся еще и еще. Мои векселя - это знания, и я готова продать что угодно, хоть душу, лишь бы умножить то, что у меня есть на 2, на 3, на 333.
   Вернемся к похоронам. Обучение платное. Стоимость его - 325 000 в год. Не очень много, наверное, если сравнивать с возможными и доступными перспективами после получения диплома, но неподъемно для малообразованной провинциалки, каждый день придумывающей себе очередное "хочу". Самое главное - плотнее захлопнуть крышку гроба, потому что мечты, заживо похороненные, имеют обыкновение громко и шумно проситься наружу, а это очень мешает спать по утрам.

Восторг-восторг!

   Я нашла страну своей мечты. Она так прекрасна, что слепит глаза, замирает сердце и долго-долго не веришь тому, что видишь - неужели все, что ты любишь сошлось в одном: и горы, и море, и как с красивейших иллюстраций к детским сказкам срисованные города. Если я не буду там жить (а я не буду там жить), то это место № 1, куда я непременно съезжу как только так сразу.
   Я становлюсь ужасно косноязычна, когда речь заходит до описания того, что мне очень нравится. Это вернейший определитель: чем скуднее мой словарный запас в подборе эпитетов и сравнений, тем сильней невыразимые восхищение и благоговение. Лучше смотрите. Не восторг разве? Норвегия!

Вместо конспекта

 Последнее прочитанное мной - "Бойцовский клуб" Паланика. Это лучше, чем я ожидала от этого автора. Лучше, чем то, к чему я себя готовила. Лучше, чем многое из списка необходимых к прочтению текстов. Один из редких случаев, когда реальность превосходит ожидания. Не дикий восторг, конечно, но вполне ничего для жанра "контркультура" не очень далекого 96-го года. Продолжая традицию электронной записной книжки, выписываю:

  - Это самое лучшее, что только может в жизни случиться. Когда тебя увольняют, ты перестаешь толочь воду в ступе и начинаешь что-то менять в своей жизни.

 ***

 - Все эти юноши, все эти девушки хотят отдать свою жизнь во имя чего-нибудь. Реклама заставляет их приобретать тряпки и машины, которые им вовсе не нужны. Поколения за поколениями люди работают на ненавистных работах только для того, чтобы иметь возможность купить то, что им не нужно.

  На долю нашего поколения не досталось великой войны или великой депрессии, поэтому мы должны сами объявить войну, и война эта будет духовной. Мы начнем революцию, направленную против культуры. наша великая депрессия – это наше существование. Это депрессия духа.

 ***

  - Мы – нежеланные дети истории, которым с утра до вечера внушают по телевизору, что когда-нибудь мы можем стать миллионерами и рок-звездами, но мы не станем ими никогда.

 ***

  - Я была в Центре бродячих животных и подумала об этом. Там все эти звери, все эти песики и кошечки, которых хозяева любили, а потом выбросили на улицу, из кожи вон лезут, чтобы ты обратил на них внимание, потому что через три дня им впрыснут смертельную дозу фенобарбитала натрия, а затем сожгут в крематории для домашних животных. Такой вот Освенцим для некогда любимых. И даже если кто-то любит тебя до такой степени, что однажды спас тебе жизнь, то тебя, как минимум, уж точно стерилизуют.

О шрамах в виде молнии

Есть такие чудесные семьи, в которых царит демократия и свобода выражать себя как душе угодно (в рамках разумного). Есть такие семьи, в которых поощряется любой талант и любое творчество, которые и есть тот самый наиважнейший трамплин, предшествующий взятию той или иной высоты. Есть такие семьи, которые и «порог», и «зачин», и «старт», и живой коридор болельщиков. И эти семьи, как вы догадались, - не моя.

Моим первым словом было слово «нельзя». Без шуток. Я, полуторагодовалая кроха, первым произнесла слово «нельзя». Отчетливо и по слогам. Особенно выделив букву «з», по словам очевидцев. Понятно почему «нельзя»? Я помню «нельзя» с самого раннего детства: помню «нельзя», когда сидела с поджатыми под себя ногами на взрослом стуле и тянула руки к миске, в которой мама мыла рис; помню «нельзя», когда завистливым взглядом смотрела, как носятся по двору соседские девчонки-оторвы; помню «нельзя», когда очень хотела надеть розовый сарафан, подаренный папиными родственниками – единственный подарок и вообще единственный их визит за 21 год; помню «нельзя» уже постарше, когда хотелось краситься как одноклассницы, завивать волосы как одноклассницы, иметь телефон как одноклассницы, гулять в парке как одноклассницы, ходить на дни рождения как одноклассницы и еще много всего с пометкой «как одноклассницы». Не из желания подражать, а просто потому что то, что разрешалось им было таким обычным и необходимым в подростковом возрасте, пусть не «как дышать», но как чистить зубы перед сном, например.

«Нельзя» было чем-то вещественным, материальным, как молот, грозящий опуститься на тебя как на наковальню. В маме умер талантливый король ужасов: она мастерски придумывала чудовищные последствия, к которым может привести мое непослушание – от выпадения волос до угрозы оказаться в сумасшедшем доме. Но страшнее всего было – «ЧТО СКАЖУТ ЛЮДИ???» Это произносилось именно так – громко и с неподдельным ужасом. От этого я потом, повзрослев, еще долго отмывалась как от въедливого чернильного пятна на локте. Так до конца и не отмылась.

Нет ничего хуже, чем «нельзя» и «хочется». Особенно когда речь заходит о вещах важных – работе, учебе, личной жизни. С этим «нельзя» я не поступила в Москву, не задействовала даже минимальную часть своего потенциала, не реализовала миллион возможностей, так удачно совпадавших с моими желаниями. С этим «нельзя» я осталась жить в нелюбимом городе, совершать один и тот же ежедневный маршрут по улицам, пересекающимся друг с другом, как их ни обходи. С этим «нельзя» я перестала верить в свои способности, а главное – в вечное «все будет» и раздражающее «все к лучшему». И если внимательно приглядеться (а 3 часа ночи – лучшее для этого время), то можно увидеть у меня шрам в виде молнии как у Поттера, только не на лбу, а на всей жизни. Без сморщивания и кривляния – Избербаш ужасно старит, здесь год идет за пять, поэтому я нисколько не утрирую, говоря «на всей». Здесь теряешь чувство времени и какой-либо связи с остальным миром. Как в лучших традициях жанра «антиутопии» ощущаешь себя заключенным в ограниченном пространстве с ограниченным количеством одинаковых людей вокруг.

Продолжив мамину традицию, я накопила арсенал собственных «нельзя»: «нельзя» выпрашивать любовь, если с тобой не хотят ею делиться; «нельзя» ходить ногами по чужой душе и позволять, чтобы с твоей так поступали; «нельзя» тянуть руки к тому, что занято, если не хочешь, чтобы когда-то попробовали отнять то, что принадлежит тебе; «нельзя» дарить свое тело, не подарив души; «нельзя» перестать работать над собой, совершенствоваться духовно и физически, если не удовольствия ради, то хотя бы пользы для. И как в детстве мне очень сложно перестать тянуться к миске с рисом и побороть искушение примерить розовое тканевое чудо на бретельках. Мама небольно била меня по рукам в таких случаях, и могла ли я подумать, что в сознательном возрасте именно этих шлепков мне будет не хватать больше всего? 

О прошедшей ночи

   Меня так редко что-то по-настоящему цепляет, что каждый раз это потрясение от этого "что-то" надолго, если не навсегда. Особенно если речь идет о фильмах: я не киноман, и вопрос "Какой твой любимый фильм?" ставит меня в полный тупик. В общем-то, в ряд любимых фильмы становятся только если я при просмотре переживаю катарсис (кто не знает - погуглит), который как выздоровление после затяжной болезни - выходишь обновленным и чистым. Так для меня стали жемчужинами "Перл Харбор", "Титаник", "Один день", "Список Шиндлера", "Офицеры", "Мальчик в полосатой пижаме". А сегодня к ним прибавился "Сибирский цирюльник". Очень коротко, чтобы не растратить впечатления: очень красочная, нарядная Москва, грустный и уважительный поклон 19 веку, мужчины, способные на поступки, и женщины, умеющие ждать.
   Если в картинках, то ночь прошла так:

чудесный Андрей. жаль, что таких нет

Об острых углах

     Как-то раз Q сказала, что я сильная. И что меня никогда не бывает жалко. Даже если я жалуюсь на нелюбимую работу, или на высокую температуру, или на проблемы в семье, или на лишние килограммы. «Ты просто Ч-Е-Л-О-В-Е-К! С большой буквы», - поставила точку Q, и мои вопросы, запятые и многоточия как всегда остались внутри.
     Мне никогда не нравились сильные женщины. Я вообще считаю это противоестественным и вопиющим нарушением законов природы. Что значит – сильная женщина? Нет, серьезно. Помимо некрасовских определений остановку скачущих коней и входа в горящие избы, что еще характеризует такую женщину? Определенные физиологические параметры? Умение забить гвоздь или выломать стену перфоратором? Терпение для выращивания дерева? Наличие работы и стабильного дохода? Последовательное достижение поставленных перед собой целей? Привычка отвечать за свои слова и выполнять обещания? Достаточная сила, чтобы терпеть, пока терпится, давать шанс за шансом, когда не хочется расставаться, прощать, не прощаясь, а если отпускать, то с миром?
     Если да, то это грустно, потому что почти по всем пунктам я могу смело ставить рядом галочку. Только мне всегда хотелось быть мягкой и домашней, женщиной, о которой хочется заботиться, которая – видно невооруженным глазом – в этой заботе и любви нуждается. Которая мягкая как подушка, и когда ее обнимаешь, то чувствуешь абсолютную податливость, отсутствие острых углов, умение принять какую угодно форму, согреть и успокоить.
     Мне мамина знакомая (одна из тех многочисленных женщин за 50, у которых не сложилась личная жизнь, и они считают себя настоящими гуру во всем, что касается отношений) любит твердить: «Спрячь свой характер поглубже, и выходи замуж». Но я, даже когда изо всех сил пытаюсь быть (или хотя бы казаться) подушкой, все равно с углами. И прежде чем я успеваю завязать язык в узел, выскальзывает: «Нет, мне не нужна помощь», «Я в состоянии донести этот пакет сама», «Не надо меня довозить, я вызову такси». Поэтому меня никогда не жалко. Поэтому меня можно оставить, не боясь, что я этого не переживу. Поэтому мне можно не предлагать руку помощи, потому что я и без нее выкарабкаюсь.
     Всё правда. Но.

О нулевом КПД

   У меня катастрофа, товарищи. Начался обратный отсчет времени до сессии, и это - впервые за 4 года - приводит меня в ужас.
   Не в тот ужас, синонимичный панике, когда ты - ленивое животное - осознаешь, что еще ни за что не брался, а объем материала, ожидающего твоего высочайшего снисхождения, похож на невымытую после домашнего торжества посуду - смотреть страшно и браться тоже. А в тот, когда приходит четкое и ясное осознание, что с удовольствием бы пирогов напекла и скатерть связала лишь бы за эту предсессионную подготовку не браться ни сейчас, ни через месяц, никогда вообще. Есть что-то сакральное в том, что волшебные новогодние праздники проходят в лихорадочных попытках закончить все, что не закончено: дочитать, дописать, доконспектировать. И вся эта суета как бы задает ритм на следующий год, неизменно (в отличие от желаний) сбывающийся: вечная спешка, неуспевание, опаздывание и попытки остановить уходящий поезд.
   За что я всегда любила свою учебу, так это за сравнительно невысокие требования. Точнее, их и требованиями-то не назовешь: прочесть 15-20 книг - сплошное удовольствие, за редкими исключениями типа "Дон Кихота" или "Женского портрета". Но абсолютная "чернуха" по зарубежной литературе, ожидающая меня зимой, - невероятная пытка, которую я переношу не с присущим мне обычно достоинством. Эта странная осень (холодная в октябре и теплая в ноябре) вкупе с нулевым коэффициэнтом полезного действия на работе и затянувшейся эпопеей "Ремонт в однокомнатной квартире" вконец добила меня Кафкой, Камю, Прустом, Миллером и другими именами, ожидающими меня в скромном 24-х-именном списке необходимых к прочтению текстов. Простите меня, поклонники экзистенциализма, философии абсурда и прочей тленности, но это полнейшая хрень. Я скучаю по своим зайкам-романтикам, даже по занудному Гюго и моралистичному Бальзаку. Я готова даже терпеть порочных женщин Мопассана и постоянно фрустрирующую Эмму Бовари, только не жизнеописание Грегора Замзы и не скитания по закоулкам судебных канцелярий Йозефа К. Тошнотворное чувство бессилия и неумения заставить себя делать то, что не нравится.
   На волне этого всего мое настроение, и без того неустойчивое, стало скакать с какой-то космической скоростью. Вот я слушаю Кайли Миноуг и танцую, а вот я уже плачу под Земфиру. Хочу вслух рассказов длинных, желательно перед сном и никакого экзистенциализма!

О нехватке тепла

   Есть такая профессия – статьи писать. Это менее значимо, чем Родину защищать, не так важно, как людей лечить и, наверное, даже с необходимостью педагогической профессии не сравнится. Но все же ты сидишь, почти немой, наедине с таким же немым монитором и послушной клавиатурой, и пытаешься что-то донести людям. Когда доносишь это «что-то» через глянцевые красавцы-журналы или важные черно-белые толстушки – ты можешь быть уверен в том, что это прочтут. Пусть не все. Но кто-то – особая прослойка интеллигенции, или пенсионеров, или бездельников, которые считают регулярное замарывание рук типографской краской обязательным ритуалом – пробегут глазами по строчкам, писавшимся тобой посреди ночи/стоя в пробке/в кабинетных стенах/прямо с места событий (нужное подчеркнуть). И, черт его знает, может, уверенность в том, что твой труд действительно нужен и важен людям – и есть тот самый мотиватор, заставляющий тебя развиваться совершенствоваться, работать над собой и становиться лучше? Может и в жизни несколько искренне-теплых (как меховые варежки или шапка по самые уши с веселым помпоном) слов снимают с тебя шуршащую фольгу, очищают шелуху и выводят наружу цельное – пусть и маленькое – зерно?
   Наверное, несколько ободряюще-ласковых слов – то самое, так остро необходимое мне лекарство. Но в 1:33 у меня только негреющий махровый халат, мокрый носовой платок, стакан остывшего терафлю и четыре ненаписанных статьи. Когда-нибудь я привыкну к минимальному количеству тепла в моей жизни, но это уже совсем другая история.

О жалости к королям джунглей

Чтобы хоть немного проникнуть в серую и неприглядную субстанцию, именуемую человеком, совсем необязательно карабкаться с ним в горы, проходить непроходимые маршруты или есть пуд соли – это долго и невкусно. На каждую субстанцию находится свой индикатор, проявляющий те ее свойства и качества, которые не заметны в нейтральной среде. Будь я химиком, я бы красиво завернула эту фразу и преподнесла в научной обертке, но моего гуманитарного образования хватает лишь на более чем скромные сравнения, поэтому пардоньте, если что не так

Самый сильный индикатор – это уязвленное самолюбие. Только оно – я свято верю в это – способно раскрыть в человеке такие стороны, о существовании которых он, может быть, и сам не подозревал. Жил себе он, среднестатистический человек, никого не трогая, на работу ходил исправно, кушал и спал, для друзей находил время, телевизор смотрел и строчил в социальных сетях под ником «король джунглей». А потом в джунгли инородный объект врывается..точнее, не врывается, а «король» по праву голубой крови решает объект этот у себя «поселить», несмотря на яростное сопротивление. Тут и сказке конец, и «король» узнает, что он оказывается вовсе не король, а лентяй и оболтус, и интеллекта у него меньше, чем клюв у воробья, да и над внешним видом надо бы поработать: рубашку погладить, кроссовки почистить и причесаться не помешало бы. И узнает он это – что обидней всего – от чужестранца, плебейского, вроде как, происхождения.

Это к чему я тут в такие глубокие метафорические дебри влезла… Несколькими постами ниже мной было красочно описано коварство Амура, пустившего стрелу в несчастного молодца в момент, когда я поднималась со злосчастным ведром по лестнице. Надо ли говорить, что стрела прижилась и пустила свои корни в невинном сердце, да так, что жизнь без меня (и моего ведра, стало быть) не мила оказалась? И все мои «нет» разбивались о пустую голову любовный гранит, и «пациент», чей трагизм положения усугублялся еще и тем, что ему необходимо было отправляться в армию, собрался с духом и заявился ко мне на работу, чтобы попрощаться – стандартный набор: цветы, конфеты, «пожалуйста, пиши мне». Я вообще не сторонник клятв и обещаний, и даже самые близкие люди знают, что между моим «напишу» и реальным сообщением может пройти очень много времени. А тут… Ну принес цветы, ну принес конфеты, ну спасибо, они все равно отправились к другому человеку, благо, привычка передаривать подарки – одна из моих самых стойких привычек. Я никогда не продавалась за жвачки и шоколадки – ни дружбы за это, ни тем более любви – и потому наивно полагала, что тема исчерпана. Ан нет. Новоиспеченный армеец стал заваливать меня сообщениями и звонками (несмотря на мое вежливое предупреждение о том, что я не сторонник телефонных разговоров), пока не решил, наконец, расставить все точки над ай и прямо в лоб: - мне ничего от тебя не надо, просто причину своего поведения объясни мне. Я (совершенно честно): - не хочу общаться. И дальше (мужчины, внимание! Ни-ког-да так не делайте!): - если не хочешь общаться, зачем изначально отвечала? Почему сразу не сказала? Я (как на картинке, когда грустный человечек сидит за столом, в ужасе обхватив голову руками – «но.я.же.говорила»): - из жалости.

Знаю, знаю, что эта фраза убивает как огненный смерч, выжигает все теплые чувства и ядовитым семечком прорастает в сердце жгучей пламенной ненавистью. Но все же реакция защитника Отечества: «а подарки ты тоже из жалости брала, да??» была более чем неожиданной. Пообещала выслать почтой цветы, теперь предстоит найти точно такие же, ибо должен же кто-то отвечать за свои слова, пусть даже женщины, если мужчины не.

Мужчины! Будьте какими угодно: любвеобильными, непостоянными, неряшливыми, недалекими – на каждого Шрека, я верю, найдется своя Фиона. Только мелочными не будьте, даже из злости. Потому что нет ничего более жалкого, чем мужчина, пытающийся ткнуть тебе в нос подаренной когда-то коробкой конфет. Это не согласие на секс и замужество, честно. Так же как и приглашение в кафе – не обещание провести вместе ночь, а «довоз» до дома – не негласная договоренность на отношения. Короли определяются щедростью. Щедростью чувств, слов и поступков. И это единственное, что не вызывает жалости.  

Об оладушках

Чувство тепла и уюта – самое важное чувство в мире. Во всяком случае, для меня. Во всяком случае, на сегодняшний день.

Бывает, обнимаешь человека и понимаешь: я дома. Он мягкий и теплый, и объятия его как прикосновение пушистой шали.

Порой переписываешься с человеком, а у него сообщения – как плед: и ласкают, и греют, и успокаивают. Не лапша свежесваренная и на уши повешенная, а искренняя словесная теплота, от самого сердца идущая и до самого сердца достающая.

А иногда приходишь к человеку домой, забираешься с ногами на кресло, а он тебя настоящим одеялом укрывает. И оладушек, напеченных специально для тебя, несет. И сметаны. И мороженого вкуснейшего с ароматным кофе. И ты этот кофе отхлебываешь и думаешь…а ничего не думаешь. Просто хорошо тебе и все тут. И становишься весь как клубничный джем – сладким, мягким и растекающимся.

Я такое блаженство у Насти испытала, когда за полчаса в этом чудодейственном кресле забыла и про ремонт, и про никакую личную жизнь, и про горе-женихов, и про неполадки на работе, и про приближающуюся сессию и проблемы с дипломом – про все. Космос – не всегда холодное безвоздушное пространство: иногда это небольшая квартирка с видом на шумную Маяковскую, с заботливой Настей и ее затейливыми вкусностями. 

О змеях

«У вас же есть нормальные подруги, а не змеи?» - с надеждой спросила моя наивная Z, и я решила, что это стоит отдельного поста.

Буду говорить от имени многоликого женского «мы». И постараюсь с примерами, дабы вывод получился максимально беспристрастным.

S и А были не разлей вода. Первые принявшие заповеди дагестанских бомбит (нет толкования этого слова, что-то вроде гламурных девиц), первые подкачавшие себе губы, попы и все, что можно было подкачать, водрузившие знамя «Живи одним днем» и вооружившиеся платьями, косметикой и утюжком для волос вожаки отряда местных «ТП». Помимо любви к себе, друг к другу и к мальчикам, связывал их еще тренажерный зал, куда обе ходили заниматься. Все шло замечательно: совместные фотографии в зеркале и на тренажерах, усмешки в адрес девушек с фигурами похуже, откровенная ненависть к тем, кто лучше – в общем, обычные женские штучки. Пока, наконец, тренер не покинул место работы, и его должность не оказалась вакантной. S гордо тряхнула нарощенной гривой и заявила, что она откроет новый зал, гораздо лучше прежнего и, не откладывая дело в долгий ящик, арендовала помещение рядышком. A., дабы поддержать подругу, какое-то время активно посещала ее новый (кстати, совсем никакой) зал, пока, наконец, ее не осенило: а почему бы и ей не стать тренером? Догадываетесь, да? Вакантное место нашло нового хозяина, а дружба подошла к логическому завершению. Теперь их ненависть друг к другу выражается в потоке оскорблений, изливаемом на свободные уши несчастных клиенток, и обнародовании самых сокровенных девчоночьих секретов.  

N и S (уже другая) не разлей вода не были, но дружили так, как дружат коллеги: посиделки за чаем, обсуждение общих рабочих проблем – то особое взаимопонимание, которое может возникнуть у людей, объединенных общим делом. И продолжалась бы эта идиллия неизвестно сколько времени, если бы толерантная S вдруг не превратилась в пышущего яростью дракона из-за сломавшегося якобы по вине N фотоаппарата, чьей вины в этом не было. Было это громко, грубо и некрасиво. Дружбе не то что пришел конец, ее будто совсем не было, потому что не может человек, души в тебя не чаявший, вдруг прозреть и понять, что ничегошеньки хорошего в тебе оказывается и нет. И суда на это нет.

А M  и S (роковая буква) были подругами с детства. Это по-особенному теплые отношения: одна помнит другую маленькой и некрасивой, в нелепых колготках и растянувшихся свитерах, в домашнем халате, обсыпанном мукой после первых кулинарных (как правило, неудачных) проб. М болела за S, когда та сдавала девятиклассные экзамены, а S помогала M сдать ненавистную историю в универе, который та потом бросила. Они ругали друг друга за «неправильные» влюбленности в тех, кто «совершенно этого не достоин!», скидывались на мороженое и шоколад, а став взрослее – на посиделки в кафе и новые туфли. Чем закончилось? « - Ну что, ты придешь ко мне на ночь? – Наверное, нет. Мама не разрешает. Максимум допоздна посидеть могу. – Ясно». На этом «ясно» все и стало, и дружба в том числе. Проницательные, догадались кто такая M?

Подводя итоги. Конечно, «у нас есть такие подруги, которые не змеи». Но это всегда очень тонко и шатко. Можно дружить десять лет, а потом стать врагами, потому что обеим понравился один и тот же мальчик. Можно быть неразлучными с пеленок, и навсегда разойтись из-за того, что у обеих совпал выбор платья на выпускной. Продолжите синонимичный ряд: претендовать на одно место работы/пролить чай на любимую юбку/покритиковать неудавшийся плов/забыть позвонить или написать/сказать, что красная помада ужасно старит/не составить компанию при походе по магазинам и так до бесконечности. А еще змеями становятся из зависти, и это хуже всего: когда понимаешь, что подруга более удачлива, успешна и красива, и приходится не только ее терпеть, но и комплименты делать. Дружба женщин – это как продевание толстой нитки в тонкое игольное ушко при слабом освещении: одно резкое движение – и мимо. Но, господи, пусть мимо, чем «моя самая красивая», скрытое за «сука, как я тебя ненавижу».  

И точка.

У меня деньрожденный пост никак не созреет, хотя сам день давно пришел, прошел и следа после себя не оставил, кроме формальной отметки где-то там в уме – простейшее арифметическое действие, зовущееся вычитанием между годом текущим и годом рождения. 21 – не много не мало, хотя все же скорее мало, чем много.

В день рождения принято говорить о том, чего удалось достичь за этот нанометр времени, называемый годом (если сравнивать с вселенской бесконечностью), и чего достичь не удалось ввиду ряда причин – не по силам/не было желания, времени, возможности, людей подходящих рядом/не складывались в пасьянс обстоятельства и прочие оправдательные штукенции. У меня нет оправданий: отчасти потому что я критична к себе так же как и к другим, а отчасти потому что оправдывать себя нечем, даже при очень большом желании. Из 20 в 21 я прошла по неустойчивому бревенчатому мосту, прогибавшемуся под тяжестью каблуков, моих догматичных «можно-нельзя» и «хорошо-плохо» и чемоданчика с книгами, который я упорно везла за собой. Периодически раздавался треск дерева, грозящего рассыпаться и развалиться на части, а в некоторых местах ему даже удалось это сделать – так дали о себе знать более десятка лет жившие во мне предрассудки и стереотипы, которые вдруг – заметим в скобках, что, конечно, не вдруг, а под сильным, хоть и коротким воздействием внешних факторов: торнадо, шквальных ветров и людей – совершенно добровольно, подняв белый флаг, капитулировали, оставив круглые отверстия, из которых время от времени сквозит. С ними жить можно, но неприятно, как после прочтения Миллера, например («Тропик рака» ставлю в рубрику «Рекомендую пройти мимо»).

Это был год с очень короткой зимой и весной, с резиноподобным летом и – внимание! – такой же тягуче-тяжелой осенью. Октябрь вышел из числа любимцев, апрель, наоборот, вошел. К ряду бывших возлюбленных примкнули поездки в Саратов, сессии, Борис Акунин со своим Фандориным (не надо создавать персонажа, которому нет реальных прототипов), «Чудо-шоколад», булочки со сгущенкой и конфеты «Левушка». Окончательно развенчался культ Советского Союза и Сами-Знаете-Кого (хотя лорда Волан-де-Морта я продолжаю уважать). Стала понятна истерия фанатов «Игры престолов» и ненависть к Джорджу Мартину. Завершена долгая эпопея, называемая капитальным квартирным ремонтом (к слову, не все удалось выдержать с честью, но в целом испытание пройдено). Посты стали менее откровенными по не зависящим от меня причинам, редкими и не столь содержательными. Ссылаюсь на технические неполадки в той части мозга, которая отвечает за писанину. Надеюсь, что восстановлению подлежит.

Что еще? Вернулись люди, чьего возвращения я не ждала, ушли те, чьего ухода не ожидала. Неприятный дисбаланс, но жить можно. Взаимных расставаний – 0, счастливых встреч – 1, неожиданных знакомств – много, знакомств, переросших в дружбу – 0. Интроверт вырос и достиг макушкой потолка, шкала наивности сползла вниз, а оптимизма и веры в лучшее – ниже, чем вниз. Учитывая кардинальную смену цветовых взглядов на мир с умеренно-розовой на серо-болотную, сделаем вывод, что год прошел. И поставим на этом точку.