ВНИМАНИЯ ПОСТ!!!

   Наверняка у каждого в жизни бывают моменты, в которые вы бываете не выми, совершаете поступки, которых никогда бы не совершили, признаетесь в том, в чем бы никогда не признались. У меня таких моментов было не один и не два. И наверное даже не двадцать два. То, что я ввязалась в инстаграмный конкурс накануне Нового года - один из них.
   Меня всегда страшно раздражала эта система - лайки и репосты. "Побеждает тот, чье фото наберет больше всех лайков" - отличный пиар, не так ли? И что мне делать, если я не известный видеоблогер Полина Бржезинская, не крутой фотограф-видеограф, и даже не визажист-стилист, а число моих подписчиков едва перевалило за 200? Как мне соревноваться с настоящими инста-акулами, которых даже в магазинах узнают и чуть ли не автографы просят?
   Но меня укусила радиоактивная конкурсная муха (впервые!), и на месте укуса образовалась конкурсная опухоль, вынудившая меня разместить свое несчастное фото и следить за числом голосов. Но есть пару оправдательных нюансов: во-первых, на кону - корзина сладостей и торт от лучшей кондитерской республики La creme, которая создает божественно вкусные и божественно дорогие вещи; во-вторых, Новый год на носу все-таки, а в Дагестане он серый, слякотный, сырой и дождливый. И ничем меня конец 2015-го не радовал: ни грантов я больше не брала, ни иных материальных поощрений не получала. Поэтому если вдруг случится чудо и я победю в этом злополучном конкурсе, то мне грозит только тресканье щек и слипание того, что обычно слипается от такого количества сладкого.
   Перехожу к конкретике: если вы являетесь пользователем инстаграма, то пожааааалуйста сердечканите вот здесь https://www.instagram.com/p/_1UrwMIDhF/?taken-by=la__creme Это не сделает вас богаче или счастливее, но кто-нибудь сверху обязательно занесет этот маленький плюсик в вашу карму. Сделать это надо прямо сразу как прочтете, до 15:00 31 декабря. Иначе мой сладкий приз улетит к маленькой девочке, начинающей знаменитости - дочери какого-то очень известного в Махачкале врача. Я отстаю от 1 места на 1000 с лишним голосов. Это почти не поддающийся сокращению разрыв, особенно при таких сжатых сроках, но вдруг?! Я весь год была хорошей девочкой и в следующий буду :)

9х12

   Эта статная женщина на фотографиях - моя няня. А светлый ангел рядом - тетя Таня.

   Страны, которую вы видите на снимках, больше нет. И города совсем другие: не найти прежних улиц и домов. И людей этих тоже больше нет. Так фотография становится полностью мертвой, почти перестав выполнять свою главную функцию - хранить память, напоминать о прошедшем.

   Я не знаю этой страны, мы - поколение больных 90-х, похожих на попрощавшихся с детским домом сирот. В год нашего рождения все уже случилось, развалилось, расстроилось и еще не начало отстраиваться заново. Но я знаю этих людей, больше того - я их люблю, и потому эти кадры для меня как протертые от пятен очки: многое становится более понятным, распускаются подснежники под начавшим таять снегом на сердце.
   Мне горько оттого, что для моих детей эти черно-белые фото в пожелтевших грубых конвертах будут не более чем скучными картинками. Все, что я смогу передать им, - слова, бесконечный рассказ о бесконечно прекрасных людях.
   Однажды ты приходишь к такому рубежу в жизни, когда остро чувствуешь разрыв между своим и будущим поколениями: к моим детям не придут ветераны, они не услышат священную правду о войне из уст тех, кто там был, кто пах порохом и смертью, кто тысячу раз был ранен, но выжил. А я помню увешанных орденами Петра Дмитриевича и Ивана Гавриловича, и Мили Ивановну с ее воспоминаниями ужасов голодного военного детства. И этого более чем достаточно, чтобы не дать зачерстветь сердцу.

P.S.  для меня всегда оставался непонятным момент в пятой части "Гарри Поттера", когда Гарри, ослепленный вспышкой боли от потери крестного - Сириуса Блэка, в ярости стал пулять смертельным заклинанием в убийцу - Белатриссу Лейстрейндж. Почему, думала я, мудрейший Дамблдор отчаянно умолял своего любимца отпустить боль, не дать ей затопить душу до краев. Разве это не естественная реакция на вселенских размеров потерю? И только сейчас, точно так же потеряв родного человека, стало ясно: боль, отчаяние от невозможности что-либо исправить, ядовитая горечь травят сердце сильнее любого химиката. Почти неуловима полоска света, пытающаяся проникнуть сквозь полузакрытую дверь и не дать темноте заполнить всего тебя. "Не жалей мертвых, Гарри, жалей живых. В особенности тех, кто живет без любви", - уверял Дамблдор. И дай вам бог не убедиться на собственном опыте в правдивости его слов.

Прием

   Самая большая и не имеющая конца интрига для меня - это кто же все-таки меня читает?) Правда, это гораздо интересней результатов будущего ЧМ по футболу, хотя я - ярая фанатка не своей сборной). 

   Иногда очень хочется увидеть портрет своего читателя, за исключением, конечно, тех, кто, я знаю, посещает меня если не регулярно, то часто. Кому интересно заглядывать в мои незадернутые шторы, наблюдать, что я читаю, смотрю, кушаю, о чем думаю, с кем общаюсь, кого теряю, как меняются мои ценности и идеалы? Знаю, что посты о моей личной жизни интересней пространных рассуждений-говорилок, потому что сохраняется иллюзия того, что не я добровольно вам это рассказываю, а вы случайно стали свидетелями забытого на столе дневника и не удержались от искушения прочесть его. Да и кто бы удержался? Знаю, что среди вас много тех, кто не разделяет моих убеждений, кого я просто раздражаю, кто видит в моей эмоциональности и умении отдавать дань изяществу русского языка и способности слов укладываться в предложения красиво, а не подобно кирпичам в строящемся доме - позерство, артистизм, пафосность. Я не сильно впечатляюсь. Разве что положительным отзывам - это всегда приятно. 

   Это очень любопытно - писать для немого читателя. Чем-то похоже на мою работу в газете, только там знаешь, что тебя гораздо чаще не читают, чем читают. И это гораздо более неприятно. Замечено: если это трогает, коробит, обижает, то ты еще не потерян для своей работы. Меня перестало трогать, и это как диагноз - не лечится.

   Моему блогу, начинаемому как вещь, в которой ты сам себе цензор и сам себе редактор, уже два с половиной года. Это самая долгая моя затея, единственная непогаснувшая искорка, высеченная в сердце. Я не пишу для читателя, и наверное потому вы заглядывали на мою страничку 15 тысяч раз. Из меня вышел так себе блогер - я популярна только в очень узких кругах таких же как я текстовых извращенцев, эмоциональных холериков и зануд, которым не лень читать это бесконечное многобуквие.

   Очень хочется перемен. В том числе и жанровых. Не знаю, насколько близок мне видео-формат, но я попробую, и если будет успешно, - разбавлю свой словесный поток чем-то более живым. Спасибо всем, кто на связи. Я с вами.

Никогда. Ничего. Больше

   Отвечу первым предложением на вопрос "как я себя чувствую", задаваемый мне вчера-сегодня и, вероятно, завтра-послезавтра (человеческая память коротка на актуальные события, особенно если они чужие): никак. Если ваше воображение позволяет представить себя вещью, перекрученной в стиральной машине, то мое состояние будет вам примерно понятным.
   Конечно, я знала, что иного конца не будет. Я не верю в чудеса исцеления, особенно если по одну сторону баррикады - рак в последней стадии. Но все же человек - существо надеющееся. В нашем лексиконе, как ни странно, отсутствует полное понимание слова "никогда". Бросаясь им при ссорах, расставаниях, встречах, мы, как правило, оставляем за собой право возврата. Можно сказать "я никогда больше тебе не позвоню", откладывая в край души, что когда-нибудь, при необходимости, можно будет набрать знакомый номер и услышать забытый голос. Так "никогда" становится маленькой повседневной ложью, которую мы щедро позволяем себе.
   Несмотря на то, что полтора месяца болезни моей няни не оставляли ни дня без напряжения и тягостного ожидания самого худшего, в какой-то момент я потеряла бдительность и позволила себе слегка расслабиться. Нет, не то, чтобы я перестала к ней заходить и подставлять тазик, становясь свидетелем ее мучительной непрекращающейся рвоты, просто дни растянулись на недели, а недели - на месяцы, и стала привычной мысль, что завтра будет новый день, в котором Мили Ивановна будет больна, прикована к постели, но жива. Пусть безучастной, пусть с неразличимой речью, пусть не принимающей больше пищу, а только несколько глоточков воды, но жива. Было в этом жуткое, но все же постоянство: прийти утром, увидеть скрюченное на кровати тело, больше похожее на тело младенца-переростка, слегка дотронуться до остро выпирающей лопатки и спросить по-детски: "Мийка, ты спишь?"
   Наблюдать, как человек умирает, - не больно. Жалко, горько, страшно, тоска колотится в горле как испуганная птица в стекло, но не больно. Особенно, если человек сильный, если он хочет, отчаянно хочет жить, и бегут мурашки невольного восхищения и уважения перед такой неумирающей жаждой жизни.
   В похоронах же самое страшное - это первые минуты. Когда спрашиваешь "умерла?" и безумно, до зуда под ногтями хочешь услышать: "нет". Но тебе отвечают: "да", и это уже безвозвратно. Смерть - единственное, что мы не можем исправить. Это единственное правдивое "никогда", тупик, из которого нет выхода. Это особенная вспышка ясности, в которую понимаешь, что проходя мимо знакомой квартиры не услышишь больше звука громко работающего телевизора, что тебя больше не отправят в магазин за водой и конфетами, что не будут собирать твои статьи и с гордостью говорить "сколько ты работаешь, Мумик!", что не будут, смущаясь, просить помыть полы и постирать, что просто - никогда ничего больше. И вот тогда - больно.
   Запомнилось, как закручивали крышку гроба, как что-то говорили люди вокруг и зачем-то спрашивали, на каком я курсе, как что-то некрасиво булькало у меня в горле и вопреки маминым просьбам текли и текли слезы, как вязли каблуки в сырой земле кладбища и как холодный пронизывающий ветер заползал под юбку и морозил ноги, как экскаватор проехал по холмику, выравнивая его, и кто-то сказал: "теперь это ее дом", как было больно, невозможно, невозможно больно. И как больно до сих пор.
   Потом я отрешенно смотрела, как все разбредались, слегка удивлялась, как люди за столом уже начали обсуждать свое, земное, как у всех готовилось слететь с языка (а у многих и слетело): "кто наследует квартиру?" Кто больше всех убит горем, тот и наследует, логично?
   Самостоятельно моя память стерла из себя все некрасивое, печальное, связанное с няней. Остался свет, который, если описывать его в красках, похож на яркий цветущий луг с высокой, шелковистой зеленой травой со спрятанными в ней ромашками. Она и была моим светом, моей радостью, моим учителем. И благодаря этому я - несказанно богатый человек.
   Часть меня, часть моей жизни - и немалая ее часть, целых 22 года, - вместе с ней положили в гроб. И, конечно, абсолютно бессмысленны слова о том, что все забывается и проходит. Мили Ивановна - это мой личный кодекс чести и нравственности, мое мерило хорошего и плохого, мой образец щедрости и доброты. Она умерла, не дожив месяца до своих восьмидесяти восьми.

   Мама рассказывала, что за пять минут до своей смерти, Мили Ивановна подняла руку и сама закрыла свои глаза. Я верю в то, что в этот момент она увидела лучший мир.

Пластыри

   Удивительно, насколько четким водоразделом между "своими" и "чужими" стал черный период в моей жизни. Будто для того, чтобы провести черту у порога моего личного пространства, необходимо было случиться этим тяжелым неделям, в которые как в абсурдном кинозале занимаешь место зрителя и смотришь  фильм не по вкусу, а уйти с него не можешь. Выключаешь звук, но даже в тишине слышишь снова и снова глухой звук падающего с кровати тела, нелепое бормотание, сочетающее бред с ясностью, нечеловеческое мычание и просьбы о помощи, обреченные так и остаться просьбами.
   Конечно, теоретически я хотела испытать на себе фразу "друг познается в беде" и убедиться в ее правдивости или ложности (предпочтительней второе). Но я, фертильная, инфантильно-мечтательная девочка, не могла себе представить, что беда - это когда именно так: ты, дыхание смерти и холодная бесконечность длинных осенне-зимних ночей. А еще, замирающий где-то в середине горла плотным густым комком крик, который хочешь выплюнуть в черную прохладу, прямо через окно, но не можешь, не можешь.
   Меня мало что может поразить, но совершенно необъяснимым стало то, что слова поддержки и простого человеческого участия мне написали неблизкие, в общем-то, люди, те, от которых я просто этого не ждала: Аминочка Шихшинатова - мой знакомый по "Каспию" и верный сокнижник; Разият - совершенно незнакомый человек, знавший меня только через общих знакомых, но не сумевший не откликнуться на мои кричащие отчаянные тексты; Маликат, в считанные дни перешагнувшая рубеж от коллеги по работе до теплого человечка, впущенного мной в личную зону комфорта; Юля, которая всегда со мной, несмотря на то, что ей доставалось больше всех от моих шипов и колючек; о Ксении говорить излишне, - я знала, что она откликнется сердцем как только прочтет, и ее ожидаемый звонок из Саратова и искреннее "я буду за тебя молиться" закрепили мою любовь к ней печатью из сургуча; ну и мой мужчина, на плечо которого я не просто оперлась, а практически легла, разделив на двоих душевную тяжесть, кошмарные дни ожидания, затянувшуюся неизвестность и просто животный (даже не девчачий) страх.
   Всем остальным, читавшим меня, но сделавшим вид, что нет, пестовавшим свои обиды и претензии или нуждавшимся во мне только как в хорошем слушателе их собственных проблем и неурядиц, - спасибо за все, что нас когда-то связывало. Значит, так было нужно. Мне жаль, что точки над i расставлены именно таким способом, но проще быстро сорвать пластырь с кожи, чем возиться с ним. Я бы вряд ли сумела, но мироздание, честное слово, не дура.

На костылях

Даже если исходить из постулата о том, что жизнь – это вечный контраст добра и зла, красоты и уродства, все равно мой ноябрь становится безоговорочным победителем в номинации «диссонанс года».

Кто-то сверху решил дособирать пазл, не обращая внимания на два нескладывающихся элемента, возмущенно выпирающих из общей гладкости картины и напрасно требующих вмешательства. Градус моих эмоций едва успевает (а порой так и не успевает, заплутав по дороге) шагнуть из отметки «минус» в отметку «плюс». Днем я наслаждаюсь простыми земными радостями – полнотой любви, потешными уроками вождения, в которых я борюсь с лежачими полицейскими как Дон Кихот с ветряными мельницами, хорошими книгами, хорошими фильмами, удовлетворяющими тренировками, планами на первый совместный отпуск, кулинарными успехами и прочими источниками эндорфина. Вечером же поднимаю с пола уставшего жить человека, заживо съеденного раком, вызываю скорую, слушаю полубессознательный бред, от которого волосы дыбом и мороз по коже. Каждое утро мне хочется поскорее начать новый день. Каждый вечер мне хочется этот день закончить.

При всем своем интеллекте мне сложно понять, как там, наверху, отмеряется срок жизни и цена смерти, и какие критерии приводят смертных в графу «умереть мучительно». Я кощунственно отвергаю фразу «так суждено», когда вижу, что человек на моих глазах превращается в животное, будто не было миллиардов лет эволюции, будто некоторые элементарные «человеческие» установки – кушать, пить, говорить, думать – не были заложены в нас как в какой-нибудь технический аппарат раз и навсегда.

Рак не оставляет человеку шансов. Даже шансов на легкую смерть, которую ждешь как бесценный подарок. Заставляя каждый день выходить своего «противника» на бой, рак лишает его главного – ощущения того, что ты хозяин своего тела. Непослушные ноги, бессильные руки, мозг, отказывающийся разграничивать сон и реальность и подло подменяющий жизнь галлюцинациями, - какой еще круг ада необходимо пройти, прежде чем достичь конечной точки и получить этот парадоксальный приз?

Вчера только я грустила из-за невозможности купить себе новенькое платье, а сегодня с колотящимся сердцем слушала: «Что вы со мной сделали? Кто это со мной сделал? Пропали мои руки. Пропали мои ноги. Сделайте так, чтобы я могла ходить. Я должна вылечиться!» Как ничтожны наши каждодневные заботы перед лицом смерти. И какие мы все ничтожные.

 P.S. Спасибо всем замечательным людям, ставшим моими моральными, костылями в это сложное время, конца которому пока не видно. Как вас мало, но как хорошо, что вы есть.

О хрупкости счастья

   Посмотрели с малипусенькой "Битву за Севастополь". Уже видели, конечно? Мы вот впервые и тронуты.
   Я капризная, на военные фильмы - особенно. Так много снято отличных советских фильмов о войне, что повторить (не говоря о переплюнуть) очень сложно. Но "Битва" - это хорошо. Это даже очень хорошо. Это я даже не пожалела бы, если бы сходила на него в кино.
   Не буду об актерах, сюжете, игре и музыке. Я ставлю восьмерочку за подаренный катарсис. Не за переворот сознания - его не было, не за открытие новых истин - обошлось и без этого. А за тактичное напоминание о том, что мы забываем в серой монотонной повседневности либо, напротив, в суете будней - о горячей любви к тем, кто рядом. Как-то так получилось, что семь послевоенных десятилетий подарили ложное чувство безмятежности вперемешку с равнодушием, подлую привычку оставлять на потом, полагаясь на "успеется". Война вместе с горечью боли и потерь преподавала один-единственный урок, так и не усвоенный нами: учиться жить, дышать, обнимать, говорить в полную силу, не экономя, не откладывая, не скупясь, проживая минуту как день и день как год.
   Мы не так далеки от войны как кажется. Мир ли это, когда взрываются самолеты, совершаются теракты и уничтожаются целые города, став разменными монетами в политической борьбе? Как хрупко наше счастье и как дорог каждый день, когда мы можем взять за руку любимого человека - родителей, братьев или сестер, мужа или жену и сказать: "Я люблю тебя. Я очень тебя люблю."

Простопост

   Передаю привет всем, кто спрашивает, а точно ли я выхожу замуж, тем, кто желает познакомиться при условии, если "про замужество - это шутка", тем, кто страдает юхней и не может уснуть, и тем, кто такие как я - нежные и легкие как облачко, погруженное в сироп влюбленности. Как это прекрасно - найти второго себя, нащупать протянутую в темноте руку и вместе выйти к свету.
   "Когда мы счастливы, мы так добры" - прописная истина от Федора Михайловича. Давайте сюда контракт на испытание этого чувства всю жизнь - я готова его заключить. Не хочу больше быть свободной. Хочу печь для него пироги и смотреть, как он размешивает сахар в слегка остывшем чае. Как чистит мандарин запачканными клеем пальцами. Как смахивает волосы с моего лица. Как вместе со мной проверяет готовность выпечки. Как быстро-быстро складывает горячее печенье с противня в тарелочку.
   Какой необыкновенно теплый ноябрь! Какая неземная щедрая теплота разлита в воздухе! Как остро пахнет счастье - яблоками, мокрыми листьями, ванилином и мандаринами. И слегка карамелью.

Синдром дудочника

Мир, что ты делаешь? Почему ты стал похож на обезумевшую белку, наступившую на собственный хвост в бесконечно вертящемся колесе? Чего не хватает нам всем, пережившим затяжную Первую мировую, позорную русско-японскую, годы сталинского террора, ужасы Холокоста, бесчеловечность Освенцима, Бухенвальда и Дахау, трагедию на Чернобыльской АЭС, кровавые 90-е, нелепые бои в Афганистане, Вьетнаме, сотни терактов, после которых остались в памяти эти горячие точки – Москва, Волгодонск, Буйнакск, Каспийск, Беслан, Волгоград? Почему мы, дети неспокойного прошлого, не можем сами обеспечить себе мир и покой на нашей маленькой зеленой планете? Почему мы похожи на оставшихся без присмотра дошкольников, которых родители не научили тому, что спички – не игрушка? Или на обдолбавшихся какой-то непонятной ерундой наркоманов, у которых сворачивает мозг при слове «смерть»? Что с нами со всеми происходит? Почему мир разделился на скорбящих и ненавидящих, причем каждый из них считает только себя и свою правду правдой в последней инстанции? Почему мы стали афишировать боль, считая соответствующую аватарку равноценной реальной скорби? Почему Украина, рейс 9268, Сирия, Бейрут, Париж стали для нас не горькими уроками толерантности и мира, а спичкой, брошенной в костер ненависти? Почему мы все, как крысы за своим дудочником, идем на звук мелодии, призывающей к межнациональной и религиозной вражде? Почему все, что происходит, так напоминает безумный маскарад, в котором за маской зайца прячется волк, а за маской льва – шакал?

Как спрятаться от этого кошмара, если метод «не включать новости» перестал работать? Как перестать видеть, слышать, понимать и чувствовать, если через зажмуренные глаза и заткнутые уши просачивается: «Погибло 250 человек, ранено более 300. Точное число устанавливается…»? 

Обнаженность сердца

Каждый из нас хоть раз в жизни бывал слабым. Когда не решался сказать правду, когда не мог отпустить прошлое и простить ему (прошлому) все, что было, когда оставался один на один с болезнью, когда сталкивался со смертью, которая пришла за кем-то из близких.

Когда ты оказываешься проигравшим в таком поединке, то понимаешь, что на деле силы в тебе ни на грош. Что в физическом эквиваленте она выражается в количестве поднятых килограммов картошки в уродливых пакетах, в тяжести штанги, с которой ты приседаешь, в выносливости, которая позволяет пробежать на беговой дорожке полчаса или больше. Ты ходишь и кичишься этими ничтожными цифрами, которые – находятся же дураки – еще умудряются кого-то впечатлять. Или думаешь: я пережила расставание с любимым человеком, предательство близкой подруги, унижения от неудовлетворенного жизнью экзаменатора – теперь я закалена по полной, никакая боль мне не страшна. Все выдержу. Сердце из стали, прокаченное как ноги и бицепсы.

Вселенная всегда примет брошенный тобой вызов. И посланная ею боль окажется такой, что согнет пополам и хорошо если не переломит. Так и будет болтать тебя, как давно высохшую простынь на веревке: туда-сюда, с размаху припечатывая к стене дома, царапая всеми ветками, бросая вверх-вниз. Можно не плакать, не просить, чтобы отпустило. Держит прищепками, и из-под этого защемления не вырваться, сколько ни изворачивайся.

Я тоже слабая. Я не могу смотреть правде в глаза и признаться самой себе, что мой родной, неотделимый от моей души человек умирает. Не могу заставить себя понять и принять то, что 2016 год встречу без этого мудрого взгляда зеленых глаз, поблекших к старости. Не могу сказать себе: да, настанет такое утро, когда твою руку не накроет эта мягкая, пахнущая кремом и еще чем-то, едва уловимым, рука. Не могу поверить в то, что буду идти на работу и пройду мимо двери, в которой уже не будет жить часть моего сердца.

Какая глупость, Господи, пытаться казаться сильным, убеждать себя в том, что сердце заковано в броню как рыцарская кольчуга. Как остро чувствую я его обнаженность сейчас, как мучительно оно трепещет, словно забытая, никому не нужная, простыня, нещадно терзаемая ветром.

                              

О правильных дозировках

Какими бы схожими ни были вы с вашей второй половинкой, насколько бы ни были одинаковы направления, в которые вы смотрите, сколь часто бы вы ни договаривали друг за друга фразы, все равно настает момент, в котором вы неизменно разойдетесь на два полярных, природой предусмотренных полюса. Этот момент – брак.

Я сознательно избегала этого слова в течение последних нескольких постов, да и вообще в лексиконе. Не знаю, как можно было так нелепо дать важнейшему в жизни событию название, омонимичное некачественной испорченной вещи. Но из русского языка слов не выкинешь и следует признать, что порой результат долгих лет отношений, совместных дел и детей становится ничем иным как браком, который ни починить, ни склеить, только выбросить.

Я вдруг поняла, почему мужчины так боятся штампа в паспорте. Особенно если они экстраверты. Самый главный страх – это страх, что нежная принцесса превратится в жену-пилу, которая будет запрещать видеться с друзьями, пришьет крупными стежками к своей юбке и заставить просиживать с ней свободное от работы время. Почему это? Почему вы, мужчины, защитники семьи, добытчики, лазутчики, разведчики и прочие –чики, не боитесь, что не сможете обеспечить семью, что вашего общего семейного бюджета едва хватит на то, чтобы покупать памперсы ребенку, что ваша жизнь превратится из конфетно-букетной сказки в бесконечно-занудную песнь о нибелунгах, в которой работа, дом и отдых перестанут сменять друг друга, выкинув из своей цепи последнее звено? Почему вы не боитесь, что ваша женщина будет несчастной, а несчастная женщина сделает несчастным все вокруг, даже коврик в ванной комнате? Почему вы не боитесь, что дети, вопреки вашему воспитанию и здоровому примеру, сойдут с правильного пути, и вы примкнете к тем несчастным родителям, которые вынуждены жить в круговой поруке наркотики-долги? Почему вы не боитесь просуществовать, не прожить, увязнуть в одном месте и грустно и ворчливо наблюдать, как чахнет ваша когда-то цветущая супруга, а вместе с ней и вы сами? Почему из всех страшных бед, от которых никто не застрахован, вы вычленяете и дрожите только над одной – вам перекроют кислород и запретят видеться с друзьями? По-че-му?

А все знаете отчего? От бурной смеси неадекватно завышенной самооценки и комплексов. Когда одно пытается прикрыть другое, получается то, о чем я сказала – желание убедиться в том, что вы нужны своей женщине, нужны каждую минуту, нужны так сильно, что она не хочет и не может вас от себя отпустить. На самом деле, нет. На самом деле, мы тоже нуждаемся в личном пространстве и свободном времени. Свободным от вас, мужей. Чтобы навести порядок в доме, поболтать с подругой, почитать книжку, вытянуть ноги, в конце концов. Ваше присутствие рядом нередко обременительно. При вас не поговорить о поехавших колготках, лишних килограммах, скидках на новую коллекцию лаков для ногтей, не посплетничать о знакомых, не сделать маникюр, не побрить ноги, не выщипать брови, не замазать шелушение на коже и еще много чего не. Сложно представить, что у женщины тоже есть своя личная жизнь, да? Причем в нашей, не в параллельной, вселенной.

Хорош, мужики. Мир, даже если он узкий, семейный, не вертится вокруг вас. А секрет хороших отношений в правильной дозировке своего присутствия в личном пространстве каждого. Даже такого странного смешного создания как женщина.                     
                          

О чужих трагедиях

Люди, которые постят в своих аккаунтах в инстаграме и в контакте картинки с подписями «Питер, мы с вами» или «Я намерен заполнить ленту фотографиями персонажей из Диснея в помощь детям, больным онкологией», вы серьезно думаете, что вы невыносимо сердобольные и жутко помогающие?

Вы действительно считаете, что потерявшая сына мать, или дочь, не дождавшаяся маму домой, или жена, напрасно считавшая дни до возвращения из отпуска мужа, утешатся, увидев ваше «Питер, мы с вами»?

Вы и впрямь верите в целительную силу картинки или слова?

Тогда круто. А то я вот не верю. Я толстокожая, я так и не рассказала в соцсетях о том, что я с Питером. Потому что не прикалываюсь с вранья. С какого вы с Питером, если сидите попами в креслах и с набитыми ртами говорите, как ужасно то, что произошло? Каким местом вы с Питером, если в числе погибших к вашему неземному счастью нет ни близких, ни друзей? Маленькие девочки-нимфетки, первокурсницы журфаков, уже мнящие себя креветками акулами пера, кавказские домохозяйки, запостившие пост о сочувствии, пока варилась каша и сушились носки на батарее, вы-то хоть куда? Неужели так велико желание быть в тренде? Неужели соцсети стали для вас лавочкой у подъезда, на которой теперь можно посидеть и поохать в любую погоду, даже в дождь?

Я считаю, что никто не способен понять ничью боль до тех пор, пока она чужая. Масштабы сочувствия в рамках «умерла птичка – умер человек – умерло двести человек» одинаковы, потому что это не ваша птичка, не ваш человек, и среди тех двухсот не было ни одного вам знакомого.

То, что произошло, страшно. Истина, вытекающая из этого, только одна: никто ни от чего не застрахован. Поэтому лучшее, что вы можете сделать, - поблагодарить Бога за то, что вас миновала эта беда, обнять своих близких и не забыть сказать им, что любите. Вдруг это последнее, что они могут услышать?

За мужество

Как и любая девочка, я очень хотела замуж.

И, как и любая девочка, под словом «замуж» подразумевала не столько саму семейную жизнь со всеми ее против и за, сколько чудный волшебный день свадьбы, в котором ты – принцесса в белом, мир вокруг тебя – пародия на райские кущи, интерпретированные фантазией дагестанского мастера: вместо гурий – подружки невесты, вместо ангелов – друзья жениха, вместо медовых рек – кизлярский трехзвездочный, вместо пения птиц – лезгинка и какой-нибудь далалай. Несмотря ни на что – рай. Несмотря на неадекватного тамаду, в большинстве случаев подобного диджею на радио, которого воспринимают как звуковые помехи на заднем плане; несмотря на крепко пьянеющих друзей, перестающих танцевать для молодых и переходящих в фазу «смотри, как я могу»; несмотря на бесконечные тосты бесконечных родственников, которые, по большей части, никому и не нужны (ни тосты, ни родственники); несмотря на бестолковый обычай в тот же вечер преображаться из принцессы в кухарку и готовить для сытых друзей новоиспеченного мужа хинкал; несмотря на то, что к концу дня ты, главное действующее лицо всего этого праздника жизни, едва держишься на ногах и мечтаешь только о том, чтобы рухнуть лицом в подушку и заснуть наконец, не смывая ни дорогой раскрас, ни дорогую прическу – результаты кропотливой работы визажистов-стилистов-парикмахеров – все равно рай.  

Как и у любой девочки, у меня тоже настала пора выходить замуж. И чем ближе этот день Х, тем меньше мне улыбается перспектива наряжаться в платье, фотографироваться под не успевшим согреться после зимы небом, благодарить за искренние и не очень пожелания, подставлять напудренную щеку под поздравительные поцелуи, принимать на себя сотни добрых и злых, радостных и завистливых, понимающих и осуждающих взглядов и сидеть под ними как под внезапно накрывшей волной, высоту которой не успел рассчитать.

Почему-то меньше всего при этом думается о любви. Уходит, прячется эта мысль за высокими стенами страха, волнения, большого вопросительного знака в конце миллионов вопросов, возникающих в голове. Всплывают неудачные примеры браков, пресловутые лодки, разбившиеся о быт, встают в памяти целым кладбищем, вспоминаются рассказы каких-то соседок-бабушек-теть-чьих-то мам-прохожих об изменах и мужиках-козлах, о ярме семейной жизни, которое они вынуждены тянуть, потому что «дети, да и что теперь, разводиться что ли», о злых свекровях,  коварных золовках, подлых невестках и о чем только не. Кроме главного – о любви.

Никогда еще мамины руки не казались мне такими теплыми и вкусно пахнущими, никогда не щипало в глазах от прикосновения этих шершавых пальчиков, замесивших и раскатавших тонну теста за всю свою жизнь. Никогда мамины коленки не были таким островком спокойствия, никогда так сильно не хотелось разгладить морщинки на мамочкином лбу. И никогда, никогда прежде родной дом не казался таким родным.

Как страшно сделать этот самый важный шаг в своей жизни, Господи! Как страшно взять и связать свою судьбу с чужим человеком, не просто полюбить его, а доверять – положить нож между собой и им в общую постель и не бояться засыпать. Поверить на слово, что он не бросит тебя толстой, больной, с целлюлитом, с тремя детьми, с распухшими от варикоза ногами, с поредевшими волосами, с руками, переставшими быть нежными, с талией, вышедшей за любимые когда-то 56 сантиметров. Поверить, отмахнув все сомнения, закрыв глаза на его недостатки, выбросив все несущественное, неважное, и главное – перестав заглядывать в будущее, пытаясь предсказать, есть ли жизнь после ЗАГСа.

Ненарушаемого покоя и полной тишины просит интроверт внутри меня. И надо же, как не вовремя.

Я вспоминаю Ксению

Когда при мне говорят о людях, впахивающих на своей работе по полной, я вспоминаю Ксению.

Когда при мне говорят о людях, способных бросить годами насиженное место, чтобы попробовать себя в чем-то новом, я вспоминаю Ксению.

Когда при мне говорят о людях, неожиданно открывших себя с другой, тоже творческой стороны, я вспоминаю Ксению.

Когда при мне говорят о людях, которые подобны теплому огоньку за кучу километров от тебя, и ты знаешь, что для тебя в их сердце уготована теплая постелька с плюшевыми одеялами, я вспоминаю Ксению.

Когда при мне говорят о женской дружбе, в которой нет зависти, нет интриг, нет сплетен, а только безграничное взаимное уважение и восхищение друг другом, я вспоминаю Ксению.

Я вспоминаю Ксению, когда мне нужно крепкое плечо – чуть мягче, чем мужское, но тверже, чем женское.

Я вспоминаю Ксению, когда мне нужно, чтобы меня взбодрили или пожалели, нашли нужные слова или просто помолчали, помогли делом или подняли готовые опуститься руки.

Я вспоминаю Ксению, когда хочу поделиться тем, что точно никто не поймет и сочтет за капризы не вылезшей из джинсов переходного возраста школьницы. 

Когда хочу обсудить книгу или фильм, когда хочу попросить, посоветовать или потребовать, чтобы вместе со мной посмотрели книгу или фильм, когда хочу поговорить о Фрейде в какой-нибудь пищевой забегаловке, когда хочу сходить в книжный, но понимаю, что его нет в пределах ста километров, когда хочу поныть о том, что ужасно хочется, но нельзя булочку, - я вспоминаю Ксению.

Я ужасно скучаю, Ксюша. Люблю тебя нечеловеческой, совершенно не женской любовью. 

О проигранных партиях

Удивительно тасуются судьбы, события, люди.

Так, например, если бы лет пять назад мне сказали, что я не стану мега известным и талантливым человеком; что мой дар письменной речи станет популярным только в узких кругах моего города-поселка; что я не продолжу учебу ни в магистратуре, ни тем более в аспирантуре; что соглашусь на сомнительной привлекательности перспективу увязнуть в месте, которое я всем сердцем не люблю, я бы мысленно навсегда отправила этого человека за черту своих знакомых. И специально ошибалась бы, называя его вслух по имени, чтобы каждый раз подчеркивать, что мне в максимальной степени безразлично его существование.

Если бы мне два года назад сказали, что ссора с Наташей не станет точкой в наших отношениях, а лишь первым знаком из трех возможных многоточий; что мы не просто помиримся, а еще будем делиться друг с другом тем, что нас, как типичных женщин-дур, беспокоит; что под конец уставшего августа Питер пошлет мне свой первый привет в виде конфет и открытки, купленных сменившей свой семейный статус Наташей; что настанет время, и я снова назову ее подругой, я бы сказала этому человеку, что он слишком плохо знает женскую натуру, а со мной, судя по всему, вообще не знаком.

Если бы прошлой зимой мне сказали, что она – последняя одинокая зима в моей незамужней жизни, что буквально через год я забуду, что это такое – грустить ноябрьскими вечерами, что ежедневные пожелания доброго утра станут приятной обыденностью, а боязнь пауз в разговорах и неловкого молчания медленно, но верно сойдет на «нет», я бы гордо ответила, что не нуждаюсь в таких лекарствах и выставила этого предсказателя из своей интровертской берлоги.

Рассказывать вслух о своих планах, якобы незыблемых установках на жизнь, значит бросать Богу вызов, который он, будучи, по всем признакам, довольно азартным игроком, несомненно примет. Мало, слишком мало в наших руках козырных карт, чтобы одержать победу в этом неравном бою. У меня, судя по всему, были одни шестерки, но расклад, который выдала Вселенная в этой затянувшейся партии, меня, как ни странно, устраивает.

Если бы когда-нибудь кто-то мне сказал, что может быть приятно проигрывать, я бы ни за что не поверилаJ. 

              

Прекрасный день для апокалипсиса

   Не так давно узнала, что один из популярных дагестанских операторов (упорно отказываюсь называть этих людей видеографами) Иосиф Гасанов берет за свадебную съемку 80 тысяч рублей. Да, просто за то, чтобы этот человечек помахал камерой, запечатлев самый-самый-самый день жениха и невесты (чаще, только невесты), сделал пару кадров себя любимого с невестой, ее подругами и прочими свадебными примочками, люди готовы платить и платят 80 тысяч.

   Не подумайте, я не жлоб. Я готова платить 100 с тремя нулями и больше за действительно важные и нужные услуги. За медицинские, например. Я готова посадить свой кошелек на диету, если глазная клиника даст мне гранитную гарантию, что после операцию по коррекции зрения я избавлюсь от этой расплывчатости, не позволяющей видеть мир таким, какой он есть, и даже при родах мне не будет грозить возвращение к своей полуслепоте. Причем в мои требования входит и вежливое обращение: нет, не надо приносить мне тапочки в зубах и называть меня госпожой за мои деньги. Просто не видеть во мне товар, который нужно принять, оформить и сдать. 

   Я готова платить онкологам (хотя надеюсь, что мне никогда не придется этого делать), акушерам, хорошим педиатрам, прекрасным людям, которые работают в клиниках ЭКО. Готова платить талантливым и грамотным учителям, чтобы они дали моим детям больше, чем когда-то получила я. Чтобы знаний, вложенных ими, с излишком хватило, чтобы пройти все стрессообразные инстанции вроде "ГИА" и "ЕГЭ", да так, чтобы не обращаться к помощи репетиторов. 

   Но Иосиф Гасанов и все прочие "фильм-мейкеры", "видеографы", фотографы не принимают участия в вышеперечисленных услугах. Они не носят белых халатов, резиновых перчаток, не вырезают раковые опухоли, не лечат от гриппа, не учат школьников истории России и русскому языку так, чтобы им не пришлось краснеть за это в институте, не разрабатывают новые качественные учебники. Они просто говорят тебе, как встать, чтобы казаться стройней и подтянутей, каким боком повернуться к окну, чтобы скрыть горбинку на носу и запущенный сколеоз, каким изящным жестом поправить бабочку, чтобы все поняли - невесте дико повезло отхватить такого мачо. 

   Кто такие инженеры, врачи, педагоги по сравнению с поколением операторов, визажистов, парикмахеров? Они сейчас не "маникюрщица Наида", а "nails-artist" - специалисты по ногтевому сервису, художники. И они даже не стилисты, а "имиджмейкеры" - люди, создающие имидж. Теперь удачное сочетание пары выпавших утром из шкафы вещей называется "луком", и вот этот-то лук сильней всего заставляет меня плакать. Ладно, такие светские куры как Собчак, Водонаева, Бородина и прочая гламурная тусовка, мнящая себя модной наполовину западной оппозицией еще может позволить себе такой слэнг. Ладно позволить, стать жертвами будет точнее. Но вы куда, девы? Школьницы-недоростки, маленькие нимфетки, кавказские бомбиты, не окончившие ПТУ, - за каким чертом вы называете кофту-юбку-сапоги "луком"? Почему боженька был настолько мелосерден, что позволил вам существовать даже без мозга в черепной коробочке? 

   Ладно, ребят, меня просто разозлили 80 тысяч, которые я, даже если бы захотела, не могу позволить себе заплатить :) Нищеброды, они такие - злые, как будто им не достался пончик в общественной столовой. Но все же, почему вас тянет к профессиям, которые способны навести внешний блеск, оттереть вашу блеклую жизнь как следы от заварки на чашке? Почему вы готовы платить астрономические суммы только за то, чтобы доказать окружающим, что вы можете себе это позволить, что вы лучше, чем кажетесь? Пройдет месяц, операторы будут работать над монтажом вашего свадебного торжества, парикмахеры купят на эти деньги новую шмоточку от МахМаra, а ваша семейная лодка даст первый крен, потому что вы разойдетесь во мнении, какая обивка для дивана будет лучше смотреться - в крапинку или в квадратик. Вы как елочные игрушки, ей богу.

   Да что это я? Эту планету не спасти, Господь. Жги.

Религиозные метастазы

Мало чего в жизни я боюсь больше, чем религиозных фанатиков. Мне кажется, нет ничего страшнее толпы обезумевших людей, которым застит глаза какая-то идея. Это как живая раковая опухоль, пустившая метастазы в масштабе всего государства. Особенно если государство это – исламское, и религия – единственная реальная сила, а все прочее – закон, правосудие – подобно полномочиям действующей королевы Елизаветы в Великобритании: красиво, но только формально. Кстати, никогда не понимала и тех, кто мечтает жить в арабских странах, искренне веря в изысканность Востока, пряность его быта и обычаев, тонкость ментальности. Когда-то читала книгу «Суад, сожженная заживо», и по прошествии многих лет продолжаю недоумевать, когда девочки взахлеб говорят о том, что это их любимая книга. Девочки, у вас все хорошо? Или вы – активные члены подпольного БДСМ-клуба? Дедушка Фрейд пустился бы в долгие увлекательные психозаключения по вашему поводу, и не одна сигара побывала бы в его руках. Я про Суад долго старалась забыть. Но вместо этого прибавила еще одну подобную вещь – фильм «Забивание камнями Сорайи М.» И если книга – лишь тренажер для воображения, не оставляющий в памяти картин, только строки, то кино – наглядность, после которой сложно закрыть глаза и не видеть перед собой зарытую по пояс в песок иранскую женщину.

Я точно бы не рекомендовала этот фильм никому. Разве что людям, лишенным чувствительности, с сердцем, одетым в броню равнодушия, тем, кому не свойственна эксцентричность и экзальтированность, кто способен посмотреть и сказать: «Все это, конечно, грустно, но мне-то что, я живу в светском государстве». По поводу светскости Дагестана я бы высказываться не стала: мода на религию растет, хиджабы продолжают оставаться в топе популярного стиля одежды, а споры «верных» с «неверными» ведутся на всех фронтах, особенно активно – на виртуальном. Тем и страшна история Сорайи – женщины, ложно обвиненной своим мужем в измене и приговоренной к смертной казни через забивание камнями. Нет, не тем, что наступит день, и забивание камнями станет официально принятым способом смертной казни для женщин, совершивших прелюбодеяние. А тем, что такие маленькие городки, в которых жителей - наперечет, и каждый делит с тобой трапезу, а после – свидетельствует против тебя – это наша реальность, и счастлив тот, кто не понимает сейчас, о чем идет речь.

Мой психологический предел наступил в тот момент, когда сыновья бросили камни в свою мать. И если исходить из определения слова «катарсис» как чувство очищения, достигаемого с помощью какого-либо вида искусства, то это не он. Это мучительный рвотный рефлекс при виде обезумевших от вида крови мужчин, в которых от хрестоматийного «Аллаху акбар» проснулся инстинкт убивать.

«Прости им, Господи, ибо не ведают, что творят», - говорилось в Евангелии от Луки. Но они ведают, Господи, к чему милосердие?

Недоумения пост

Мне всегда было интересно, почему бабы так любят заводить себе аккаунты на сайтах спрашивай.ру и ask.fm. Откуда эта потребность отвечать на ненужные вопросы ненужных людей, выслушивать центнеры ненависти от других менее красивых/счастливых или просто безработных  и незамужних баб? Почему каждая вторая быдло-телочка, начинающая фитоняша, пернатая отряда «школота» или кудахтающая несушка желает убедить себя в том, что она и ее жизнь действительно кому-то интересны?

 Нет, серьезно, я пробовала. Я пробовала сама и нередко мониторила вопросники своих знакомых. К чему я пришла. Ничто не интересует людей больше, чем твоя личная жизнь от слова «личная». И ни о чем другом, кроме как о своей личной жизни (от слова «личная») не любят говорить «интервьюируемые».

Есть новоиспеченные невестушки, которых пока не унесла быт-река на своих жирных хинкально-чудушных волнах. Эта категория любит отвечать на вопросы «а где ты брала платье?», «а когда ты поняла, что любишь своего мужа?», «а как ты познакомилась с мужем?», «а кто делал тебе прическу?», «а где ты заказывала шарики?», «а правда, что ваши обручальные кольца стоили сто тысяч миллионов, а диадема – всего сто рублей?» Бабы, в чьей памяти живо еще это трепетное, волнительное, розово-белое событие охотно делятся адресами, советами, подсказками, дают наставления, благо, до инструкций к первой брачной ночи не доходит. Отказываюсь понимать, для чего людям информация, в каком салоне невеста брала платье. Инкубатор – это грустно, спросите у сотни одинаковых желторотых птенчиков, они подтвердят.

Есть swag-бабы. Но так как я сторонник активного очищения русского языка от всякой иностранщины, то назовем их просто – тупо-куры. Тупо-куры – бабы, которым ставит подножку собственное желание выпрыгнуть из порванных джинсов ради того, чтобы казаться уникальными. «Трудно найти, легко потерять, невозможно забыть» - почти вижу эти лозунги на их чистейших лобиках. Тупо-куры предпочитают вопросы «какой фирмы твои тени?», «какого тона твой тональник?», «каким шампунем ты моешь волосы?», «как часто ты купаешься?», «правда, что твое платье от Александра Терехова стоило сто тысяч миллионов?» Отличие тупо-кур от невест в том, что они не всегда настроены дружелюбно. Бывает, что эксперт моды и визажа, живущий в них, уходит в загул, уступая место мальчику в кепке FBI и с красными макасами. Серьезно, в каждой живет такой мальчик, у которого слово «понт» на губах не обсохло. Тогда этот ребенок мастерски обрубает все попытки «фанатов» влезть в святая из святых – гардероб и косметичку богинь. «Вы надоели мне. Отстаньте. Уходите. Блокирую». Однако, аккаунт продолжает существовать, и лайки продолжают появляться.

Есть фитоняши. Этих щебечущих я не люблю больше всего. Серьезно, бабы: если вы а) худые от природы, б) похудели, изнуряя себя жесткими голодовками, в) изменили свой вес от 48 до 45, г) ходите в зал два месяца и сделали 98 снимков в зеркале – брысь отсюда. Какой мудак шепчет вам в ухо, что вы имеете право раздавать советы относительно питания и построения тренировок? Почему ваша самооценка настолько нездорова, что больные сахарным диабетом по сравнению с ней – просто веселые симулянты? Похлопайте себя по щекам, подойдите к зеркалу и произнесите три раза: «Я - простая девушка. Я  - не тренер, не гуру спорта, не выпускница факультета физической культуры, не олимпийская чемпионка, не фитоняша со стажем в 10 лет. Боже, верни мне разум и помоги найти новый рецепт приготовления куриной грудки». Покрутитесь три раза и направляйтесь в сторону кухни. И не выходите оттуда никогда.

Теперь о моем личном опыте. Меня хватило…боженедайсоврать… ну на недельку может. Во время которой – вуаля! – ко мне ни от кого не было вопросов! И у меня ни к кому. Может, потому что маленькая серая мышка вроде меня – не невеста, не swag-гёрл, не фитоняша – никому не интересна? Да и о чем меня спрашивать, кроме книг и ..книг? Так что посещать этот сайт я перестала, а вскоре и пароль благополучно забыла. И, честное слово, ничего не потеряла.

P.S. кстати, бывают исключения. У моей однокурсницы Вики – невероятно крутой аккаунт в аске. Зачитываюсь им как блогом. Но это особенности богатого внутреннего мира пользователя, позволяющего даже на откровенно идиотские вопросы ответить квинтэссенцией сдержанного интеллигентного стеба, филологического сарказма и эрудированностью книголюба. Но это Вика, и это – совсем другая история.