Обнаженность сердца

Каждый из нас хоть раз в жизни бывал слабым. Когда не решался сказать правду, когда не мог отпустить прошлое и простить ему (прошлому) все, что было, когда оставался один на один с болезнью, когда сталкивался со смертью, которая пришла за кем-то из близких.

Когда ты оказываешься проигравшим в таком поединке, то понимаешь, что на деле силы в тебе ни на грош. Что в физическом эквиваленте она выражается в количестве поднятых килограммов картошки в уродливых пакетах, в тяжести штанги, с которой ты приседаешь, в выносливости, которая позволяет пробежать на беговой дорожке полчаса или больше. Ты ходишь и кичишься этими ничтожными цифрами, которые – находятся же дураки – еще умудряются кого-то впечатлять. Или думаешь: я пережила расставание с любимым человеком, предательство близкой подруги, унижения от неудовлетворенного жизнью экзаменатора – теперь я закалена по полной, никакая боль мне не страшна. Все выдержу. Сердце из стали, прокаченное как ноги и бицепсы.

Вселенная всегда примет брошенный тобой вызов. И посланная ею боль окажется такой, что согнет пополам и хорошо если не переломит. Так и будет болтать тебя, как давно высохшую простынь на веревке: туда-сюда, с размаху припечатывая к стене дома, царапая всеми ветками, бросая вверх-вниз. Можно не плакать, не просить, чтобы отпустило. Держит прищепками, и из-под этого защемления не вырваться, сколько ни изворачивайся.

Я тоже слабая. Я не могу смотреть правде в глаза и признаться самой себе, что мой родной, неотделимый от моей души человек умирает. Не могу заставить себя понять и принять то, что 2016 год встречу без этого мудрого взгляда зеленых глаз, поблекших к старости. Не могу сказать себе: да, настанет такое утро, когда твою руку не накроет эта мягкая, пахнущая кремом и еще чем-то, едва уловимым, рука. Не могу поверить в то, что буду идти на работу и пройду мимо двери, в которой уже не будет жить часть моего сердца.

Какая глупость, Господи, пытаться казаться сильным, убеждать себя в том, что сердце заковано в броню как рыцарская кольчуга. Как остро чувствую я его обнаженность сейчас, как мучительно оно трепещет, словно забытая, никому не нужная, простыня, нещадно терзаемая ветром.