Створки

   Сегодня он спит, закинув руки за голову. По-моему, это самая доверчивая поза, какую только можно принять.
   Все на виду – линии ребер, очертания упругого пресса, можно, окинув взглядом, оценить, насколько широки плечи по отношению к узкой талии. Ноги раскинуты в стороны – делай, что хочешь. Будто и нет между нами этого вечного соперничества, ребяческой борьбы: щекоток, укусов, щипков – в самое неудобное время, в самый расслабленный момент. Вот оно – наилучшее время, когда мозг спит, а организм автоматически реагирует на раздражители. Стоит только протянуть руку, но не хочется.
   Бить того, кто тебе доверяет, - невозможно. Люди, профессионально метающие ножи в спину, как вы это делаете? Как ведетесь на сигнал «делай, что хочешь» и идете на его зов как крысы за дудочкой? Мужчины, предающие своих жен, - вы что, никогда их не обнимаете? Женщины, предающие своих мужчин, - вы что, никогда не разминаете их затекшие за день плечи? Не знаю жеста более красноречивого, чем распахнутые объятья. Это как створки дверей, вбежав в которые поймешь – ты дома, ты в безопасности, ты спасен. Руки широко раскидываются в стороны, звучит пароль «иди ко мне» и все – свист в ушах, старт без разминки, спринтерский забег на короткую дистанцию и вот уже лицо утыкается в грудь и бессвязно лепечет какие-то слова: про готовую запеканку, про сумасшедшего таксиста, поверившего в то, что он – гонщик, про скачанный фильм, который обязательно, ну обязательно надо посмотреть этим вечером. И много чего еще, пока сильная рука прижимает твой вспотевший затылок, и болтливый язычок продолжает выдавать новые и новые слова прямо в рубашку, пропахшую работой, людьми и дорожной пылью.
   Когда на весах личной удовлетворенности я пытаюсь взвесить все вышеперечисленное с желанием продолжать учебу, обезьянка, обычно бьющая в литавры у меня в голове, отчетливо крутит пальцем у своего обезьяннего виска – мол, даже ей, неказистой, недалекой, понятна вся несоразмерность ценностей. Терзает боль еще свежих воспоминаний: не по-зимнему жаркие декабрьские ночи, последние часы рассудка моей няни, когда, вдруг овладев своим языком и перестав бормотать, она отчетливо произнесла: «Тебя не было так долго, потому что ты была на учебе? Но теперь уже все, ты вернулась? Ты больше никуда не уедешь?» Если бы земля разверзлась под моими ногами, и в ее недрах я увидела бы пылающие языки пламени, мне было бы не так жарко и погано, как в тот момент. Потому что нет ничего тяжелей, чем признать то, что ты – неблагодарная легкомысленная дурочка, променявшая большое горячее любящее сердце на личные заботы и волнения по пустякам.
   Наивно было бы поверить в то, что с успешной сдачей вступительных и звонков «Вы прошли на бюджет» пазл амбиций окончательно сложится, открыв, наконец, идиллическую картину уединенной семейной жизни в Саратове, где муж трудится на работе с утра до вечера, а жена отвечает за милые бытовые пустячки, подпитываясь вдохновением и энтузиазмом из переставшей быть фантомом каждодневной учебой. Жена участвует в конференциях. Жена просиживает часы в библиотеках, постукивая номерком по исписанной тетрадке. Жена цитирует  Бахтина и спорит (мысленно) со Скафтымовым. Носит томик Достоевского в рюкзаке как талисман, что помогает сдать сессию на отлично.
   Что поделать, если жена, закрывая глаза на все препятствия, чинимые судьбой, словно намекающие на то, что магистратура – путь ошибочный и ложный, все же идет к своей цели, сметая протянутой рукой чувства, дом, семью? Есть ли другие варианты, если даже «извините, вакансий свободных нет», вежливо сказанное мужу, не становится непреодолимым барьером? Господи, если ты и награждаешь рабов своих упрямством, то зачем таким? Почему таким, что чревато (кошками – в лучшем случае)? Есть ли смысл ехать за своей мечтой в другой город, бросив все, если там никто не распахнет объятья, не прижмет к груди, вытряхнув пыль старых страниц, не скажет: "ты дома, ты в безопасности, ты спасена"?

Сундук Пандоры

   Это для вас конец августа – это всего лишь конец лета, а для нас, дагестанцев, это конец свадебного сезона.
   Все это лето мне казалось, что жизнь вокруг меня бурлит, кипит и переливается через край, причем не участвую в этой квашне только я. Я вроде бы стояла на месте, а все остальные беспрестанно суетились: подписывали свадебные пригласительные, придумывали необычное оформление, торговались за скидку на свадебное платье, упрашивали фотографов быть свободными в день их торжества, сметали с прилавков оптовых продуктовых магазинов весь годовой запас, натирали до блеска стулья банкетных залов платьями с Восточного рынка. Что-то я наблюдала, а от чего-то успевала на время отключаться: так, небольшие малозначимые перерывы – всего лишь защитила диплом, всего лишь поступила в магистратуру, всего лишь съездила в Москву, всего лишь уволилась с работы. Мне было совестно перед всеми этими зараженными свадебным переполохом людьми: я старалась из солидарности проводить время хотя бы приблизительно так же неприятно как они, но у меня ничего не выходило. Так, ненароком я посмотрела все семь эпизодов «Звездных войн», по-девчачьи влюбившись в Хана Соло, следом за ними – три сезона «Острых козырьков», остановив свой выбор на Томасе Шелби, освежила в памяти «12 стульев», бесповоротно выбрала для себя Дину Рубину лидером в мысленном топе под пунктом «Женская проза», открыла для себя хорошего Кинга (потому что пару раз до этого мне попадался так себе Кинг и я уже было лишила его всяческих шансов на симпатию), познакомилась и одновременно попрощалась раз и  навсегда с Нилом Гейманом (Вика, прости) и, как ни странно, сделала еще много чего продуктивного: налепила гору тефтелек, котлет, нарезала килограммы огурцов, помидоров, болгарского перца и кинзы, наварила литры супов, напекла противни пирогов и тортов, завернула не один десяток блинов и все это в плюс 30. И мне, знаете, жутко стыдно, потому что очень часто аккордом ко всему вышеперечисленному звучала какофония автомобильных сирен, хемингуэевским колоколом звучавшая по мне и по моей совести: люди свадьбы играют, а ты чего обособилась, тунеядец?
   Тренд последних (лет) свадебных сезонов – оригинальность. И как обычно бывает с утопичными идеями, это привело к тому, что единственный способ соригинальничать с церемонией – не быть оригинальным. Четыре месяца назад я пережила этот кошмар с подготовкой к свадьбе, и я готова оборвать на полуслове любого, кто начнет  говорить о том, КАК это тяжело. Тяжело было нам с мамой – ей, маленькой женщине со слабым здоровьем, с никуда не годной поясницей и лет десять как переставшими быть сильными ногами и руками, и мне, без пяти минут невесте, таскавшей за два дня до свадьбы мешки с яблоками с долбанного душного оптового рынка в Манасе. Серьезно, апрель – это уже душно. Вся неделя до этого неладного 24-го числа была знойной, пыльной и несвежей как прокисшее молоко. Список необходимых продуктов не заканчивался. Повара требовали то перо павлина, то кадык гуся. Я тащила и тащила эти повидавшие виды черные пакеты БМВ, преследующие меня аж с самого детства, и будь я проклята, если они ко мне не относятся с такой же ненавистью как я к ним. Предназначенная для робких первых прикосновений мужа нежная кожа на руках загрубела, и если приложить максимум усилий, то ею уже можно было начистить до блеска старый рубль. Ногти, отращиваемые под свадебный маникюр, обломались по углам, превратившись из красивой прямоугольной формы в нечто безвкусное, выдающее род деятельности хозяйки с головой. Не то, чтобы я хотела отлынивать от работы последнюю неделю перед свадьбой, но выспаться я действительно хотела. Поспать до девяти в свои законные две недели без содержания, избавиться от мешков под глазами, вернуть щекам хотя бы небольшую округлость и здоровый румянец. Этого не было. Был «Киргу» - гребаная денежная карусель с потоком людей, сметающим диваны за сто тысяч с такой скоростью и энтузиазмом, что меня взяли сомнения – а не бесплатно ли это? Может все это иллюзия – ценники с шестизначными цифрами на покрытых стразами холлах и тумбах? Может, все эти детали, в совокупности складывающиеся в вполне себе стильную комнатку под кабаре либо дом терпимости (покрывала со стразами, занавески со стразами, скатерти со стразами, ковры – мать моя женщина! – ковры со стразами), мне только кажутся? Может это мои минус четыре показывают мне люстры, достойные царских покоев, шторы с золотой бахромой и вензеля-вензеля-вензеля на «фирменных итальянских обоях»?
   Все это время я жутко злилась на маму и на свою малую Родину. Их обеих я люблю: маму от слова «сильно», Родину – от слова «почему-то». Мы останавливались у каждого дорого сервиза (реально дорогого, настолько дорогого, что я бы из него не пила – только поставила бы его в горку, такую же дорогую, предназначенную не для хранения используемой посуды, а ради признака роскоши и достатка), потому что мама, сильно смущаясь недостаточно тугого кошелька, спрашивала: «Может, купим? Ты на цену не смотри, скажи, если нравится. Все-таки приданое, принято…» Серьезно, мама отдала бы и 30, и 50 и 100 тысяч за каких-то шесть чашек с блюдцами и никому не нужный чайник с молочником. Вот вы пользуетесь заварочным чайником от сервиза? Большинство моих знакомых – нет, потому что он большой и рассчитан, как правило, на большую компанию, невозможную в ежедневных посиделках, даже при условии, что вы очень коммуникабельная, общительная гостеприимная семья. Я не люблю это «дорого-бохато», пришедшее из беспредельных 90-х, когда хватали то, что падало и не падало в руки и бежали вкладывать во всякое материальное барахло, вроде мебели, посуды, украшений, квартир и дач. «Зачем, мама, - искренне возмущалась я, - если не пройдет и месяца, как я кокну первую чашку и откушу себе локоть от досады?» Переживала мама и за прикроватные коврики, потому что «может лучше шелково-шерстяные взять, они все-таки покрасивей и к покрывалу точь-в-точь подходят?» Мама, это всего лишь ко-ври-ки! Прикроватные! При  кровати будут, подумай только! И предназначены будут только для того, чтобы мы ноги опускали утром и вечером не на голый пол, потому что этого твое сердце не выдержит. Не убедила я ее и на один светильник вместо двух: «Ну как же? Вдруг тебе захочется со своей стороны включить свет? Или ему – со своей? Что вы будете делать? Надо два брать!» В итоге: с его стороны светильник действительно задействован, чтобы то чай попить, то конфетку съесть, с моей же – бездействует, потому что читать при таком свете все равно невозможно. Кто был прав в этой взрослой жизни, мама?
   В «Киргу» продавщицы смотрели на меня, мягко говоря, странно. Не будет ошибочным предположение, что они сочли меня жлобом, пытающимся ущемить своего будущего мужа в равных правах на обладание светильника. Я не смогла бы (да и не хотела) объяснить этим говорящим манекенам, что я готова ущемлять себя в красивых платьях, недоедать и недосыпать ради того, чтобы пахать как вол и копить денюжку на совместную поездку в Копенгаген. Ну, или в Грузию, в Старый Тбилиси, заехав по пути в Мцхету. Но еще более нелепо выглядели в моих глазах женщины, которые после свадьбы стали дарить совершенно несуразные, на мой взгляд, вещи: набор полстолетия назад вышедших из моды обеденных тарелок «Синеглазка». Абсурдность ситуации была в том, что этих наборов – абсолютно одинаковых, с одинаковой голубой с позолотой каймой по ободку и неизвестного происхождения и наименования синими цветочками посередке – мне подарили два, две совершенно разные гостьи. Ладно бы они были упакованы в родную коробку, уложены аккуратной пирамидкой с разделительной пенопластовой пластинкой между каждой из них. Нет же. Они были небрежно уложены друг на друга, затолканы в тесную и чужую для них коробку из под конфет/печенья/тетрадей/брошюрпропохудание/бисептола (нужное подчеркнуть)  и перемотаны скотчем. Обычным прозрачным скотчем в самой безобразной замотке, что я когда-либо видела. При любом неосторожном движении тарелки издавали звенящий звук – я не доставала их со дня получения, но если внутри меня ждут осколки, то я не удивлюсь и даже не расстроюсь. Еще мне надарили кучу салфеток. Людям, дарящим мне салфетки, я готова вернуть их сразу же, потому что какая разница когда? – так или иначе этот круговорот салфеток приведет их к первоначальному адресату. Что за советский атавизм, приросший со времен сдачи макулатуры? Зачем очищать дом от барахла таким способ – передаривая другому человеку то, что не нужно тебе самому? И для чего, скажите на милость, женщины дарят столько платков? Не просто теплых шалей, которые можно повязать на голову в саратовские минус 25, а маленьких никчемных платочков, которые ни на голову, ни на шею не приткнуть? Как их, черт побери, носить? Снимите что ли обучающий клип, смонтируйте, запишите на диск и прилагайте как инструкцию к каждому предназначенному для подарка квадратному тканевому изделию. Ей богу, когда-нибудь я повяжу эту обреченную на ненужность ткань на глаза и поясню это тем, что больше не хочу видеть несовершенства этого мира.
   А вообще, знаете, что это за ящик Пандоры, из которого сыпется, сыпется, сыпется все это – силиконовые половники (клянусь, однажды мне такой подарили! кому нужен – пишите, отдам), изначально неисправные кухонные часы, гели для душа Орифлейм, крема для рук с истекшим сроком годности, заплесневелые носовые платочки, посуда, бывшая в употреблении и тщательно замаскированная под новую, либо предназначенная для будущего употребления и кем-то строптивым и капризным отбракованная? Это сундук! Сундук с приданым, тот самый, пресловутый, в котором наши кавказские бабушки и дедушки всю жизнь собирали всякую всячину для своих дочерей, внучек, правнучек. Все это оттуда – и запах нафталина, и иссохшие стебли полыни, якобы спасающие от моли, и запах старости и грусти, что все уходит, даже купленный в 97-м сервиз «Синеглазка» может быть в случаях экстренной необходимости подарка извлечен из недр бездонного сундука и отдан той, что, возможно, не оценит всех масштабов такой жертвы? Девочки! Милые! Все верну! Боженька видит, впереди и 8 марта, и День матери, и самый любимый нами день – Ураза Байрам, в котором надо быть последней сволочью, чтобы не отдать кусок халвы, завернутой в полотенце, уже отшагавшее последние два квартала в небольшом городке и почти воссоединившееся с хозяином. Жутко совестно, что задерживаю, правда! Ибо колокол уже звонит, и звонит давно.

Большой и сильный

   Вместе с замужеством возникает неведомое прежде желание - чтобы твою семью оставили в покое.
   Больше, чем "покой" меня характеризует слово "беспокой". Если можно, я бы даже позволила себе причислить его к существительным. Муминат-Беспокой Магомедова. Собственно, все мои 22 года - это сплошной беспокой. Как мезозой и палеозой - целая эра. Все мои падения с колясок, удары об ходунки, исследования коробочек с лезвиями голыми пятилетними руками, эксперименты со знакомствами с людьми, которые, как подсказывал мозжечок, из другой со мной планеты, участия в конкурсах и олимпиадах по профилям, далеким от меня (по химии, мать ее! как я, чистый гуманитарий, вообще посягнула?). Мы ходили с Наташей на пляж в декабре, абсолютно одни, без всяких задних. Мы срывались с Раей с работы в будний день и ездили в соседнее с городом село по нешуточному делу, не имея в голове сценария, а в крови - ново-пассита: я - за справедливостью, а Рая - приключений и меня ради :). Я путала направление автобусов в Саратове и кружила по городу по пять часов, не имея денег на то, чтобы пересесть на другой, нужный мне маршрут, и вынужденная доезжать до всех конечных, ждать там положенное автобусным уставом время и измученная июньским зноем, пылью, кровоточащими мозолями и сотней таких же как я взмокших лиц, наконец доезжала до дома. Мы проходили с няней не один километр пешком поздними осенними вечерами, возвращались к одиннадцати и засыпали крепким светлым сном.
   Сколько себя помню меня никогда не устраивало то, что есть. Каждый мой день рождения характеризовался возрастающим желанием уехать, и порой мне казалось, что мои знакомые запомнят меня именно по нетерпеливому биению сердца, своим ритмом способному претендовать на официальный рингтон РЖД. Я почти целовала рельсы и била воображаемым копытом, завидев приближающийся 86-й направлением Махачкала-Москва, и была похожа на понурого ослика, который пытается сопротивляться навязываемой ему поклаже, когда уезжала обратным маршрутом. Не знаю, представляет ли кто-нибудь, с каким удовольствием и радостным волнением я укладывала свои немногочисленные пожитки, большая часть из которых была - книги, книги, книги, что довольно нелепо при имеющейся электронной.
   Я волновалась от экзамена к экзамену, я беспокоилась за оценки, за тяжко пишущийся диплом, за затяжную меланхолию Вики, за резкую смену рабочей деятельности Ксюши, за тяжкие условия проживания Вероники в Москве, за Лизины авантюры за границей. Господи, да за все! За маминых должников, за будущего мужа сабвуферы, за то, как меня накрасят на свадьбу, не поправлюсь ли я на нервной почве и влезу ли в свадебное платье. Смешно вспоминать, но это реально качало мое сердце как на морской лодке - от правого борта к левому, закатывая его в пятки, в печень, в горло - всюду.
   И мало что раздражало меня так же сильно как фраза "успокойся". Как - успокойся? Зачем - успокойся? Обменять волнительный пульс жизни на смерти подобную инертность? Оставьте это матерым деревенским аксакалам, пронаблюдавшим за сменой времен года в течение своих 80-лет в радиусе от дома до места годекана. Я - нет. Мне - незачем. Мой беспокой, в отличие от кайнозоя и мезозоя, еще не канул в лету.
   Но когда рядом с тобой засыпает большой и сильный человек, вдруг перестающий быть сильным и большим, когда его мышцы, поддавшись сну, перестают быть твердыми буграми и можно тыкать в них пальцем, прокусывать зубами, не ощущая сопротивления, когда он доверчиво говорит во сне и просит то апельсина, то закрыть окно и беспомощно вздрагивает на щекотку в области ступни не в силах проснуться, но не умея не реагировать, ты хочешь покоя. К черту это трехбуквенное начало, сулящее неприятности. Покоя, черт возьми, оставьте мою семью в покое. Пусть не будет неискренности у его друзей, когда они думают о нем, хотят обратиться к нему, переступают порог его дома. Пусть не возникает мысли предать его, обмануть его, обидеть его, откосить от помощи, когда она ему понадобится в таких размерах, которые не осилю я. Пусть не будет непонятных встреч и посиделок, пусть гремит над ним не музыка клубных вечеринок, но слова "я с тобой, я за тебя" от всех, кого он знает - близких и далеких знакомых, соседей и родственников, женщин и мужчин.

   Оставьте мою семью в покое. Я хочу слышать музыку входной двери, когда она захлопывается под аккомпанемент его нетерпеливого скучающего "Я ДОМА!". Я хочу терпеть боль от ожогов маслом, брызгающего при соприкосновении с только что слепленными пирожками: с картошкой - для него, с капустой - для меня, с вишней - для нас обоих. Пусть преследует его мое ворчание по всему дому, даже в ванной, когда я в очередной раз буду штопать разрывы на платьях и футболках от нетерпеливых движений, в которых сила складывается из страсти и умножается на нее же. Пусть синеют его плечи от моих щипков, пусть ногти прочерчивают на его спине маршруты наших с ним будущих поездок, пусть мое косолапие вновь и вновь вызывает у него умиление и заставляет целовать эту упрямую левую ногу, с характером, не желающую шагать так, как требует природа - прямо.
   Да пребудет с нами покой. В этой вселенной мы уже отвоевались.